— Заткнись, морда извращенская! — проворчал Моль, ткнул мне в лицо дулом пистолета. — Если вякнешь еще хотя бы слово, я тебе сделаю дырку в черепе, скотоложец проклятый.
— Почему скотоложец? — обиделся я. — И почему проклятый?
— Потому что ты с этой тварью три дня болтался в почтовике… И сейчас с ним любезничаешь. А ты… — Он хмуро посмотрел на Пликли. — Если еще хотя бы раз выкинешь что-нибудь этакое с моими ребятами, то… — Он замешкался на мгновение. — То смерть твоя будет ужасной. Прежде чем отправить тебя в плаванье, я лично выдерну тебе все ногти на руках и ногах, и… — Тут он заметил, что бородавочник улыбается. Затем Пликли, резко дернув, отсоединил один из ногтей от покрытого коростой пальца и протянул Моли.
— На, бери, пользуйся.
В этот момент даже я ощутил рвотные позывы. Что касается остальных, то они снова не смогли сдерживаться — и заблевали весь пол катера, все стены, иллюминаторы и даже друг дружку. Ну и слабые у них были желудки, скажу я вам!
— Трогай! — заорал Вова. — Жми на полную катушку! Мне не терпится их грохнуть! Бетонные ботинки — слишком хорошая участь для такой мрази! Не будем осквернять наш Последний Приют, мою любимую речку! Гони в горы!
Катер сорвался с места и понесся над землей.
— Зря вы это, — обратился я к бандитскому бугру. — Меня Кабан третировал всё время, сунул вот в почтовик с бородавочником. Думаете, это сахар?
— Лично мне было очень приятно путешествовать с тобой, сладенький мой, — проквакал Пликли. — Особенно мне понравилось то, что ты безропотно разрешал трогать твои волосатые полупопия.
— Проклятые извращенцы! — заорал Вова. — Нам не затычки для носа нужно было покупать, а звуконепроницаемые скафандры! Чтобы не слышать тех пакостей, что вы тут рассказываете!
— Да врет он всё, — мне даже стало немного не по себе. — Ничего у нас с ним не было.
— Конечно, — тут же квакнул Пликли. — Теперь не признаешься, шалунишка. А мне ни разу не возразил, разве только насчет запаха… Помнишь, как мы с тобой обработали тот холодильничек, на пару? А?
— Холодильник на пару? — заинтересовался флегматичный водитель. Единственный человек в катере с крепким желудком. — Обычно они на фреоне. Занятная, должно быть, штуковина, холодильник на пару.
— Ну да, — не стал спорить Пликли. — Занятная. Ею можно заниматься не один час. Кстати, ребята, вы дадите нам с Вонючкой попрощаться как следует? Может быть, запрете нас в какой-нибудь глухой пещерке на пару часов? А потом хоть на куски режьте! Лично мне хотелось бы, чтобы вы порезали нас на куски! Сначала — Вонючку, потом — меня. Еще можно нас пожарить на медленном огне.
— Почему меня — сначала? — поинтересовался я.
— Да потому, что я тоже хочу получить удовольствие, — объявил бородавочник.
— Непременно всё это осуществлю, — пообещал Вова Моль, кривясь от отвращения. — Можете не сомневаться, уроды. Сейчас, только отлетим в горы подальше. Есть у нас там сборное место, как раз для таких дел.
— А паяльную лампу вы с собой не захватили? — поинтересовался Пликли. — После холодильников я больше всего люблю паяльные лампы!
Бледный подручный Моли, сидевший на среднем сиденье, тихо сказал боссу:
— Вова, давай мочканем этих извращенцев по-тихому. Они же мазохисты.
— Кто? — удивился Моль.
— Ну, извращенцы. Ты будешь их на куски резать, а им только в кайф. А если их грохнуть по-быстрому, и нам спокойно, и им — никакой радости!
— Нет, нет, — заюлил Пликли, неожиданно схватил мою руку и припал к ней слюняво-сопливым поцелуем. — Скажи им, Вонючка, — мы хотим помучиться! Мы Кабанчику это сказали, и вам говорим!
Я вырвал руку из бородавчатых лап, а другой заехал Пликли в глаз.
— Так! Так! — заорал бородавочник. — Еще, мой хороший! Вспомни нашу первую ночь!
— Сажай катер, я выйду! — заорал хорошо одетый смуглый парень, похожий на итальянца. Говорил он с сильным акцентом макаронника. — Не могу видеть этого!
— Сидеть! — приказал Вова Моль.
— Можешь меня грохнуть! — заорал итальянец. — Я выпрыгну на ходу! Кабан прислал к нам сумасшедших извращенцев, — а ты повелся! Не удивлюсь, если он сдал их копам — и те только и ждут, когда мы начнем резать их на куски! Или просто спустим в реку. Там нас всех и повяжут!
Тут Пликли выхватил из-за голенища нож — брезгливые идиоты даже не обыскали его. Я было воодушевился — решил, что бородавочник сейчас всадит его в беззащитную шею Вовы Моли, а, может, и еще кого порежет. Но Пликли и не подумал нападать на бандитов. Вместо этого он вновь схватил мою руку и ударил острым клинком в кисть — да так, что едва не пробил ее насквозь. Хлынула кровь, а бородавочник спрятал нож и начал эту кровь слизывать.
Я просто впал в ступор. И от дикой выходки Пликли, и от того, что мне было совершенно не больно!
И вообще, сознание мое затуманилось. То ли от кровопотери, то ли, что гораздо вероятнее, от того, что мне впиталось в кожу с языка Пликли, — когда он целовал руку в первый раз. Бородавочник тем временем пнул меня ногой — так, чтобы никто не видел, а я слегка в себя пришел. Хотя, если бы и увидели — что толку, еще одна извращенческая ласка…
Но я понял, к чему клонит Пликли, который ни разу даже косо на меня не взглянул на почтовом катере — всё же предметом его любви были вовсе не люди, а интеллектуальные холодильники! Он размышлял логично, хотел произвести впечатление на бандитов Моли — чтобы они мучили нас не слишком сильно. А мне было не больно потому, что, облизывая мою руку, бородавочник пропитал ее анестетиком — я слышал, что они на это способны. Ведь бородавочники, по сути, те же жабы, только плотоядные. Когда-то в своих первобытных джунглях они охотились на огромных животных, похожих на слонов. Точнее, пили их кровь. Прокусив кожу, они впрыскивали своим бородавочным слонам обезболивающее — и слонам процедура даже нравилась!