— А я че? Вылетело просто.
— Еще раз вылетит, я тебе язык вырву и проглотить заставлю. Ты же этим языком «мама» говоришь.
Он не сводил взгляда с Родищева, и было понятно, что угрозы молодому, может, и весомые, но рассчитаны они не на пухлогубого сопляка, а на него, Родищева, ибо почуял в нем сорокалетний такого же, как и он сам, хищника. И сейчас предупреждал: «Не делай глупостей, крутой. Мы сильнее. Порвем».
Крутоплечий громила быстро зашагал к «Москвичу», а пацанчик суетился рядом, кружил, подвизгивал, только что хвостом не вилял. Сорокалетний же наблюдал за ними, но невнимательно, а как бы вскользь. Да и не надо было ему внимательно, случись что — резанул бы очередью, веером, прямо с колен. Положил бы всех.
Был он поджарый, подтянутый, жилистый. Чувствовалась в нем не сила — силища. Опасная, безжалостная, страшная.
Крутоплечий громила наклонился, заглянул в салон «Москвича», крикнул:
— Тох! Тут баба какая-то.
— Жена? — спросил сорокалетний Тоха Родищева. Тот снова отрицательно покачал головой. — Подруга, значит.
— С чего ты взял?
— А какой тебе резон незнакомую прошмандовку катать? Расклад нынче не тот. Неподходящий расклад для таких дел.
Клацнула дверца за спиной Игоря Илларионовича. Видимо, подали знак: «в салоне чисто».
Тоха подумал, сказал:
— Ладно. Так сделаем. Ребята с бабой в джипе поедут, — и добавил, обращаясь к Родищеву: — А мы в твоем драндулете прокатимся. Ты, кстати, ружьишко-то отдай. Ни к чему оно тебе пока. А после поглядим.
Родищев стянул с плеча «СКС», протянул Тохе прикладом вперед.
— Смотри, прицел не сбей.
Тот засмеялся, вылез из машины, взял оружие, повесил на плечо.
— Это ж какую дичь ты собрался валить, что так насчет прицела беспокоишься?
— На бобра пойду, — в тон ему ответил Игорь Илларионович.
— Крупный бобер? — поинтересовался Тоха.
— Слышал, что бывают и покрупнее, да мне пока такие не встречались.
— Я так смотрю, мужик ты крутой.
Что тут скажешь? За крутизну, бывает, бьют больно. Посему Родищев счел за лучшее промолчать. Тоха хлопнул его широкой ладонью по плечу, подтолкнул к пикапу.
— Значит, будем считать, что договорились: ты поведешь, а я рядышком посижу. А то вдруг тебе взбрендится двух бобров вместо одного вальнуть.
— Я что, похож на сумасшедшего?
Тоха хохотнул, подождал, пока Игорь Илларионович заберется за руль, затем сел сам, повернув автомат так, чтобы ствол смотрел пленнику под ребра.
— А кто похож? Думаешь, у психов на лбу написано, что они психи? Они как раз на нормальных-то и похожи. На меня или на тебя. А которые кричат, что они психи, так это не психи вовсе, а «косят» просто. Настоящий псих никогда не признается, что он псих.
Определенная доля житейской истины в его прямолинейных заявлениях, безусловно, присутствовала.
— Ну, поехали, — скомандовал Тоха.
Родищев послушно запустил двигатель, осторожно повел машину по двору, пристроившись за джипом.
— Что, даже не спросишь, куда едем?
— Надо будет, сам скажешь, — отрезал Игорь Илларионович.
Тот снова усмехнулся.
— «Восьмую планету» знаешь? Туда едем.
Родищев нажал на газ.
Стоило им выехать на Митрофанова, Родищев сразу услышал доносящийся от проспекта рокот тяжелой техники.
Едущая навстречу красная «Ока» с двумя ментами на борту чуть вильнула к обочине, но, словно бы передумав, покатила дальше.
— Куда летит сия нэзалэжна «птица-тройка» с такой скоростью? — поинтересовался Тоха, проявляя начальные знания классической литературы.
Родищев посмотрел в зеркальце заднего вида.
Один из ментов — здоровый, обрюзгший деревенский пахарь — дрых на пассажирском сиденье. Рановато расслабился, мужик. До добра не доведет. Хорошо, что эти двое не стали его останавливать, с учетом ситуации пришлось бы пристрелить обоих, а ему очень не хотелось этого делать. Не то чтобы было жаль, но только совсем уж безумные отморозки валят людей направо и налево, по поводу и без. Умные договариваются, если есть хоть какая-то вероятность разойтись без стрельбы. Тем более когда речь идет о ментах. Эти за своих глотки порвут.
«Восьмая планета» — километрах в полутора от метро, на стыке трех улиц. Как ни колеси по району — мимо не проедешь.
Светящиеся, так и не выключенные с ночи витрины рекламировали спиртные напитки самого различного роду-племени. По лампочно-неоновой надписи «Швепс» над козырьком супермаркета пробегали веселые огни.
Отменно заасфальтированная стоянка была почти пуста. Поодаль, у собственной пекарни, стояло несколько машин — то ли служащих, то ли неосмотрительных посетителей: пара иномарок, несколько «Жигулей», два из которых с милицейской раскраской.