— В жизни не слышал большей херни, — прямодушно заявил бородатый Миша.
К группе подошли двое парней из охраны.
— Хорош базлать, враги, — рыкнул один. — Нормальным гражданам отдыхать мешаете.
— Правильно, правильно, товарищи, — поддержали их из толпы чиновников. — Это вон тот, бородатый, воду мутит! Разорались тут!
— Тамбовский волк тебе товарищ, говна кусок! — неприязненно заметил охранник. — Короче, так, еще раз разговоры услышу, рыла начищу.
Он явно относился к Осокину и компании куда лучше, чем к чиновничеству. Скорее всего потому, что не знал, кто они и почему сидят в этой группе, и не испытывал к ним отрицательных эмоций.
Осокин повернул голову и посмотрел на Родищева. Тот сидел на кабинке кассы, спиной к ним, положив карабин рядом с собой, и смотрел в окно. Если этот человек собирался его убить, то ему нужно было лишь подождать удобного случая. Скажем, попасть с ними в одну группу или что-нибудь вроде того. Впрочем, к чему такие сложности? Достаточно подождать, пока охрана уснет, вывести его в подсобные помещения и вытолкнуть за ворота. А уж собаки довершат начатое.
Словно бы почувствовав его взгляд, Родищев дернулся, поежился, оглянулся медленно. Осокин поспешно отвернулся.
— Надо рвать когти. Может быть, меня и сожрут, но только не эти долболомы с оружием, — шепотом сказал патрульный Володя.
— Рвать когти? Неплохо бы. Только как? — покачал головой Осокин.
— Не так уж нас строго охраняют, — еще тише заметил патрульный. — Мы вполне могли бы уйти ближе к утру. Свернем шеи парочке часовых, заберем оружие и уйдем через грузовой тамбур.
Бородатый Миша повернулся, посмотрел на него, усмехнулся.
— Ну вот, дошло наконец. — Он быстро огляделся. Чиновники в основном дремали, темнота и волнение делали свое дело. — Во сколько выходим?
— В четыре, — ответил Володя. — Самое сонное время. — Он посмотрел на «кашемирового». — Лавр Эдуардович, вы с нами?
— Боюсь, староват я для подобной авантюры, — улыбнулся тот грустно. — Да и, честно говоря, не вижу в ней смысла.
— Почему же? — тут же ощетинился Володя.
— Боюсь, что там, — «кашемировый» показал на темные квадраты витрин, — не лучше, чем здесь. А если и лучше, то это ненадолго.
— Вы? — Володя взглянул на Гордеева.
Тот молча указал на изуродованную ногу.
Осокин откинулся на спину, прикрыл глаза. За возбуждением отступил голод, но зато немилосердно клонило в сон. И тем не менее он ощущал себя так, словно стоял на пороге новой жизни. В темноте Осокин нащупал руку Наташи, сжал ее пальцы.
— Знаете, о чем я думаю, Саша? — шепотом спросила она.
— О чем?
— Зачем я вчера пошла в этот магазин? Могла бы остаться дома, и ничего этого не было бы.
— Было бы, — возразил он. — Только не с вами.
— Не со мной, — согласилась Наташа. — И не с вами. В конце концов, вы здесь оказались из-за меня.
— Я не жалею об этом, — улыбнулся он.
Девушка вздохнула:
— Похоже на фразу из дешевой мелодрамы.
— Скорее уж из фильма ужасов, — поправил Осокин. — Ничего, скоро все кончится.
— Кончится ли?
— Обязательно кончится. Вот увидите.
— Мне кажется, Лавр Эдуардович в чем-то прав.
— Не берите в голову, Наташа.
От касс донесся шум. Несколько охранников подбежали к окнам. Родищев уперся руками в кассовый транспортер, спрыгнул на пол. Поднял карабин и пошел к кассе.
— Что там такое? — спросил Лавр Эдуардович.
— Не знаю, — пожал плечами Осокин. — Отсюда плохо видно. Может быть, еще кого-нибудь привезли?
— Не похоже, — покачал головой Володя.
Несколько охранников выбежали на улицу и открыли огонь. Осокин приподнялся, повернувшись в сторону входа. К его немалому удивлению, обнаружилось, что стрелки целят не в собак, а куда-то выше.