– Есть его номер? – оживилась девушка-капитан, продолжая что-то писать в планшете.
– Нет, конечно, нет… откуда? Зачем он мне? Его тут многие знали, он жил у них, потом квартиру где-то неподалеку снял, – пытаясь «заболтать» свой страх и ужас, бормотала себе под нос соседка.
Как позже выяснилось, соседку звали Ласкина Лариса Елисеевна.
Поддерживаемая под руки оперативником, она, наклонившись, опознала генерала и тут же выбежала во двор – судя по звукам, ее там же, у входа в баню, стошнило.
Приблизившись к трупу, Варвара Сергеевна первым делом поглядела на тяжелый золотой крест на почти безволосой немолодой груди.
Тот глаз генерала, что меньше был изуродован кровоподтеками, застыл, будто издеваясь, немым вопросом: «Ну что, майор, не ожидала?!»
Такого – не ожидала.
Такого если и ожидали, то в лихие, давно канувшие в Лету жестокие девяностые – не просто убийство, а убийство с предварительным жестоким истязанием.
Выходит, вчерашнее скверное предчувствие не обмануло…
– Огнестрел с гемопневмотораксом, – отойдя от трупа, машинально сказала она вслух. – Стреляли с расстояния полтора-два метра. Вероятно, пытали, раз так отделали.
– Вы врач? – без особого интереса уточнил продолжавший осматривать труп грушевидный.
– Майор МВД. На пенсии.
– А что же молчали-то, коллега?
«Старая девушка» подошла и протянула ей свою тонкую, сухую, украшенную скромным обручальным кольцом руку.
– Я видела покойного один раз. Это было вчера. Он представился мне генералом МВД в отставке Поляковым. Его душевное состояние показалось мне странным. Он был бос, вышел из леса. Мы поговорили недолго, и я пошла э… с сыном хорошей знакомой, который временно проживает со мной, к себе в дом, – стараясь сэкономить свое и чужое время, пояснила Варвара Сергеевна, прежде чем сотрудники приступили к бумажной волоките.
– Нет, он не был пьян.
– Нет, он не был агрессивен.
– Нет, он не просил о помощи. – Ответив на этот вопрос, она невольно слукавила – на что-то же генерал вчера ей намекал!
Но следствие, как она прекрасно знала, пространные намеки и фразы «мне показалось» (по крайней мере на этом этапе) не интересовали.
Как только она и Ласкина подписали необходимые бумаги, сотрудники Следственного комитета их отпустили.
«Старая девушка», сдержанно улыбнувшись, поблагодарила за помощь. Грушевидный и кудрявый, то и дело отвечая на звонки, продолжали осматривать в рамках следственных действий труп и помещение, а капитанша продолжала писать.
До дома Ласкиной шли молча.
Переступив порог, соседка, сразу перейдя на «ты», дрожащим от переполнявших ее чувств голосом, предложила:
– Давай по пятьдесят? Коньяк есть приличный. Меня Лариса зовут.
– Варвара. От коньяка не откажусь. Если не слишком хлопотно, лучше с кофе.
Перед тем как пройти на кухню, заглянули в комнату к детям.
Жора сидел на полу и был занят рисованием.
Наташа, вовлеченная в процесс, смотрела на мальчика с высоты своего кресла и, сдержанно улыбаясь, давала советы.
Уходить Жора не спешил.
Взяв чашки с кофе и коньяком, новоиспеченные приятельницы поневоле вышли во двор.
Папиросы остались в доме, и Самоварова попросила Ларису стрельнуть для нее у дочери сигарету.
Расположились на лавочке в палисаднике.
– Жесть какая! Просто пиздец… – отхлебнув из чашки, с интонацией Наташи выпалила соседка.
Ее все еще ошалевший иступленный взгляд бесцельно блуждал по цветущему саду.
– Ну, у тебя, подруга, и выдержка… – покосилась она на Самоварову.
Варвара Сергеевна поняла, что Лариса, пребывая в состоянии шока, прослушала часть ее разговора со следственной группой.
– Я в прошлом следователь. Еще и не такое приходилось видеть, – добавила она сомнительный для нынешнего состояния соседки аргумент.
– Жуть… И что, часто подобное видела? И как после этого спала?! Боюсь, не усну сегодня.
– Сначала молодая была. У молодых психика быстро адаптируется. А потом… потом просто привыкаешь.
– Не говори Наташе, что его… прямо вот так… Я скажу ей, что он просто умер… Например, от сердечного приступа, как его жена Марта… Наташа у меня девочка крайне впечатлительная.
– Она не девочка, а взрослая женщина.
Выпалив это не думая, Самоварова тут же вспомнила про Аньку и, будто дело касалось кого-то другого, отметила, что, по сути, ее отношения с дочерью мало чем отличаются от подавляюще-опекающих отношений Ларисы и Наташи.