«Я больше не могу! Правда я не могу больше»! — отчаянно взывала девочка, откидывая халат и тогда становилось видно, что под халатом на столе была не только ее голова, но блюдо, а в блюде терка и обтрёпанная уже луковица. Пожилая женщина тщательно вытирала байковой салфеткой покрасневшее влажное ее лицо и приговаривала:
«старое престарое, но по-прежнему очень действенное средство; накрыться плотной тканью и тереть лучок, тереть и плакать, и пусть из тебя вместе со слезами и сопельками болезнь выходит».
Я сидела в углу дивана, подвернув под себя ноги, смотрела на эту суету и что-то под сердцем тепло замерцало. Затем пошла на кухню и стала, не торопясь готовить ужин. Почему-то я была уверена, что мне не станут мешать. Достала из холодильника сало, помидоры, яйца, постное масло и разбила на раскаленную сковородку аж десяток яиц. Гулять так гулять! Ничего нет вкуснее, чем яичница на ошурках и обжаренных помидоров.
После до ненужности плотного ужина пили чай (это на ночь глядя!), смотрели телевизор, потом мама сказала: «доченька завтра рабочий день, не пора в кроватки»? Сказала, как будто между прочим помешивая тонкой чайной ложечкой в голубой чашке. И смотрела на меня и словно не заметила, как судорожно дернулось худенькое детское плечико, и Настя стала приподниматься, а я сказала: «Настюха, а тебя сильно дома ожидают? Если нет тогда сделай милость останься. Видишь у мамы с руками … а со щенком сама знаешь хлопот полон рот».
Настя что-то ответила. Известно, что; домашние по делам на работу, в мифических ночных сменах. Мама то была уже в ночной смене, теперь и папа туда отправился. Тут тоже особенная тонкость — и благодарность добрым людям за приют и участие, и остаточком собственной гордости защитить семью. От нравственного усилия на худеньком личике выступил румянец.
Господи до чего приятно лежать в кровати, накрывшись стеженым одеялом и даже не слышать, а ощущать, как уличная промозглость беспомощно пытается проникнуть в обжитое простран ство. Зеленый рожок прикроватной лампы уютно освещает сероватые страницы Нового Мира от 1962 года и бондаревская «Тишина» читается (вы не поверите) как сентиментальный женский роман. Что делает время!? Прошло чуть более двадцати лет и все изменилось. Все, все! и то что раньше казалось назидательным и героическим теперь кажется напыщенным и слегка лживым. Ну да ладно. Связки твардовского «Нового мира» я нашла на чердаке, уже после откочевки моего милого под жаркое солнце Центральной Азии. Хотя, да почти наверняка, никакого отношения к журналам он не имел. Это наследство от тех давних времен, когда верховному начальству вдруг явилась истина «братцы мои! Да вы же и не дышите, а ну ка вдох-выдох, и главное не перебарщиваете, а то от излишнего кислорода наступит нехорошее опьянение». Я вдруг заметила, что просто читаю, а не слушаю нервную тишину маминой спальни. Потому что в маминой спальне тишиной и не пахло.
Там капризно повизгивали, что-то передвигали, тихонько переговаривались. Иногда забывались и тональность голосов всех троих становилась резче и понятней.
«Ой! Капитолина Андреевна он опять написял. Вон под кресло натекло. Настюха тряпку возьми, да потом сполосни в ванной. Вытащи его из-под кресла. Ой-ой-еей! (надо понимать щенок возмутился, когда вытащили из убежища). Капитолина Андреевна, а как его зовут? Как как?! С… прости меня господи чуть было при ребенке … Хи-хи! (Настин смех). Собачий ребенок вот как его зовут, временно конечно, потом придумаем имя получше пооригинальней. Шариком назовем, хи-хи! С юмором у тебя Настенька … подойди к комоду, открой верхний ящик, аккуратными стопочками Ирино белье, двадцатилетней давности, она тогда чуть постарше тебя была, ну и поплотнее, ничего откормишься. Ты не бросишь больную старую женщину, руки то у меня?.. Ну чего ты расплакалась, с родителями мы договоримся, ох и собачий ребенок полез тебя утешать. Иди в ванную прими душ, нет пойдем вместе, а то не разберешь, еще кран отлетит. Капитолина Андреевна можно?.. Еще чего придумала на полу она ляжет. Сегодня у меня в спальне на раскладушке, а потом, когда с твоими родителями договоримся, в спаленке сразу за моей комнатой. Она небольшая, но тебе как раз, восемь или семь метров, просто там не прибрано. Капитолина Андреевна, а он уже у вас на кровати. А ну-ка кыш! Вот с… Настя! Так я и говорю; кыш собачий ребенок! Хи-хи!».
Это вообще самое первое через что я вошла в жизнь. Осмысленно. Я вдруг поняла, что сижу на деревянном полу, окрашенном в приятные светло-коричневые тона. От пола моей попке тепло. В раскрытое окно входит солнечный день. наверное был август. Пол усеян солнечными зайчиками. Я смеюсь и ловлю их ладошками. Не одна ловлю, мне помогают рыжие лапки. Я делаю неосторожное движение и падаю навзничь. Встревоженный милый женский голос, успокаивающее мурлыканье, рыжий голубоглазый котенок у меня на груди. Я опять смеюсь, милая женщина смеется, котенок мурлыкает, теплое солнце августа в комнате. Мне около четырех лет. Все живы и здоровы. Папа вернется из командировки через две недели. А что такое счастье? Из каких мелочей оно состоит? Или это не мелочь когда мы с мамой и рыжим голубоглазым котенком ждем папу из командировки и настоялся душистый солнечный август.