— Когда тут последний раз эвенк проходил, ты помнишь? И я не помню. Отец говорил — раньше они сюда часто ходили.
Стёпка упрямо повторил:
— А может, и сейчас ходят. Мы не видим — они ходят.
— Ну, пусть ходят. И что?
— У них шаманы ещё есть. Они сильный народ, не такие, как мы.
— Теперь ты глупость говоришь, — покачала головой Катька. — Они тоже теперь в избах живут, телевизор смотрят. Диких-то тунгусов не осталось, поди.
И оба замолчали.
Трещали берёзовые поленца в печке. Гудело в трубе. За окошком было темно, и мороз наваливался на стекло всей своей мощной, тяжёлой белой грудью.
— Ладно, — сказала, пораздумав, Катька. — На той стороне Лонтен-Я живет один тунгус. Далеко, а у меня ноги болят…
— А ты санки возьми, — сказал Стёпка.
— А кто санки повезет? Этот твой кобель, что ли?
Стёпка с сомнением посмотрел на Тарзана. Вздохнул.
— Ладно. Пусть собака сил набирается, ест, раны зализывает. Когда оклемается, — я сам шамана найду. Верную тропу скажешь?
Катька поджала губы, подумала.
— Муки дай, однако. Тогда скажу.
* * *
Раны заживали трудно. Стёпка чего только не придумывал: дёгтем берёзовым смазывал, распаренную пихтовую хвою прикладывал, камень грел — на брюхо псу клал, в тряпицу замотав. Тарзан терпел. Но на брюхе оставались красные по краям, зияющие раны с пульсирующей паутиной синих сосудов.
Потом Степка нашёл в чулане городскую аптечку. Догадался: развел белый порошок из склянки, стал примочки делать. Сначала дело не ладилось, а потом Тарзан вдруг лизать раны начал, беспокоиться, даже лапами чесал.
— Э! — смекнул Степка. — Лекарство помогает, однако!
Он с уважением посмотрел на склянку, с натугой прочитал непонятное слово, написанное мелкими синими буковками.
— Белый человек хорошее лекарство делал! Теперь буду собак лечить.
Оставшиеся склянки бережно обернул тряпкой, положил в консервную жестянку и поставил на полку в красном углу. Пупыг-норма полка называлась — так старики говорили. На полке раньше боги стояли, и разные полезные амулеты: лягушачьи лапки, сушёные ящерки.
Теперь на этой полке стояла рамка с портретом Стёпки: Стёпка был молодой, красивый, в городском пиджаке. Он тогда жениться надумал, пиджак купил, а невесте — в подарок — большой котёл.
Только не понравился подарок невесте. И в тот же вечер в буфете маленького аэровокзала Стёпка пропил и котёл, и пиджак, и все деньги.
А фотография осталась, — в ателье делали; Стёпка сразу, как пиджак надел, в ателье пошёл. Хотел фотографию тоже невесте на память подарить.
Теперь рядом с фотографией, жёлтой, засиженной мухами, лежало и чудодейственное лекарство.
А вскоре Тарзан уже сам на улицу просился. Ходил ещё плохо, на обмороженные лапы наступал осторожно. А выйдя за дверь, падал в снег брюхом и скалился, глядя в чёрную тьму леса. Словно видел там что-то такое, чего не видит больше никто.
* * *
Старый эвенк в посёлке действительно был. Но звали его по-русски Тимофеем, и работал он сторожем в сельской школе-восьмилетке. В школе, в маленькой комнатке с отдельным входом, он и жил.
Стёпка с Тарзаном вошли к Тимофею с опаской. Тимофей лежал на кровати, смотрел на гостей молча.
— Здравствуй, Тимофей, — сказал Стёпка, робея, и не зная, какое слово можно сказать, какое — нет: много было рассказов в детстве о том, как приходили злые тунгусы, грабили, девок в свои далёкие стойбища уводили.
Тимофей глянул строго, не поднимая голову с подушки.
— Хвораю я, — неожиданно тонким голосом сказал он. — Школьный доктор смотрел, — сказал, надо в район ехать, операцию делать. Живот резать, что ли.
Стёпка закручинился. Потом вспомнил:
— Зачем резать? У меня лекарство есть, знаешь, какое? Вот эту собаку за три дня вылечил. Я его с собой взял, лекарство, на всякий случай.
— Покажи, — заинтересовался Тимофей.
Стёпка достал из большого, туго набитого рюкзака жестянку, размотал тряпицу, бережно подал пузырек. Тимофей взял с тумбочки очки, надел, прочитал и фыркнул.
Швырнул пузырёк в угол, под рукомойник, где помойное ведро стояло.
Стёпка остолбенел. Тарзан, сразу почуяв неладное, ощетинился.
Едва обретя дар речи, Стёпка топнул ногой, завязал рюкзак:
— Правильно про вас мой отец говорил: тунгус — хуже лютого зверя!
Тимофей вытаращил глаза. А потом тоненько засмеялся. И смеялся, пока не закашлялся, — да так, что допотопная кровать под ним зазвенела пружинами.
Сел, свесил ноги в дырявых носках на пол.
— Ты не сердись! — сказал он. — Мне это лекарство докторша в зад колола, когда я кашлял сильно. Простудился по осени, на рыбалке. Хорошее лекарство, но простое очень. А мне нужно другое. "Импортное" — так называется. Слыхал?
Стёпка слушал недоверчиво. Переминался с ноги на ногу.
— И про тунгусов — это тоже всё сказки. Мой дед еще в утэне жил, в чуме, значит. А отец уже в избе родился, грамоте выучился, в леспромхозе работал.
Стёпка молчал. Соображал — верить ли, нет.
— А лекарство твое "пенициллин" называется. От разных болезней помогает, от ран особенно. И придумали его давным-давно, когда тебя и на свете не было. Сейчас другие лекарства придумали, лучше. Не сердись! Садись за стол. Говори.
Стёпка осторожно присел на стул с гнутыми ножками. Тарзану велел сидеть у дверей. Но говорить не торопился. Как-то не очень хотелось такому городскому тунгусу про путь духов рассказывать.
Тимофей между тем тоже подсел к столу, включил электрочайник, поставил на стол стаканы в подстаканниках, сахарницу и тарелку с плюшками — из школьной столовой.
Налил чаю и сказал:
— Про тунгусов много чего врали. Но и правда была. Мои предки могли от летящей стрелы увернуться. На сук без разбега запрыгнуть, с места, а сук — выше головы. Могли даже под снегом пробираться — подкрадываться или от погони уходить. Знаешь, как тунгусов русские учёные люди называли? Индейцами Сибири… Теперь, конечно, всё не то. В далеких стойбищах оленеводы, может, ещё и учат ребятишек бороться или на деревянных саблях сражаться. А в посёлках кто про это помнит? Тунгус оленем силён. А я оленей не держу.
— Значит, не поможешь ты мне, — сделал свой вывод Стёпка и выпил сразу весь стакан чаю, до дна.
— А почему не помочь хорошему человеку? Ты расскажи сначала, — подумаем вместе. Один ум хорошо, два в два раза лучше, так?..
И Стёпка рассказал.
Тимофей подозвал Тарзана. Тарзан послушался, подошёл.
— Это правда, что пёс не простой, — сказал Тимофей. — Хотя, по-моему, собаки все непростые. Может, и вправду нечистую силу чуют? Нюх у них, уши, — разве с человеческими сравнишь? А насчет пошаманить… Извини, брат Стёпка. Я ломболона отродясь в руках не держал. Видел только раз, в детстве, как дед камлает. Напугал меня тогда чуть не до смерти.
— Не поможешь, значит, — огорчённо повторил Стёпка, выпивая второй стакан чаю.
Тимофей аккуратно отставил свой стакан и серьёзно сказал:
— Отчего же не помогу? Помогу… Только твоего пса надо обратно в город вернуть. Туда, откуда он пришёл. Его, видно, плохие люди вывезли, чтоб он им не помешал. Значит, если пёс твой в город не вернётся, хорошим людям худо будет. Понял?
Стёпка мало что понял, но всё-таки решил уточнить:
— А как же его в город вернуть? Далеко, однако.
— Ты вот что. Ты беги к вертолётчикам. Как раз сегодня рейс будет в город. Прямо к лётчику подходи, не бойся. Он мой знакомый, его Константином зовут. Костькой. Он почту возит, больных, если надо. Так что собаку им прихватить не сложно. Попроси, скажи, что собаку там встретят.
— А кто встретит-то? — удивился Стёпка.
— Никто не встретит. Только ты не беспокойся: пёс этот сам дорогу домой найдёт. Ты скажи, главное, Костьке — встретят, мол, не волнуйтесь. Пёс смирный, мешать не будет.
— Как такое скажу? Врать надо! А я врать не умею, однако.
— Тьфу ты! — в сердцах плюнул Тимофей. — Вот что значит лесной человек! А ещё меня зверем обозвал. Ты соври для пользы дела! Чтобы они собаку прихватили. И всё. Понял?