Ка открыл ворота и вышел в переулок. Довольно далеко, на другом конце переулка, маячили три тени. Ка медленно двинулся вперёд, не издавая при этом ни звука.
Он уже разглядел, что двое детей — подросток и девочка — ведут куда-то большую собаку. Ка чувствовал её запах. Этот запах был ему ненавистен. Теперь он был уверен, что напал на верный след. Запаха девочки он не знал, но понял, что это — та самая, со светлыми косичками, которая сидела на кухне, болтая ногами. Та самая, которую он увидел, глядя в окно чужого дома.
Он дошёл до перекрестка — двигаться дальше было опасно. Дождался, когда подросток и собака скрылись в воротах незнакомого большого дома. И мгновенно, прячась, шагнул за ствол большого тополя: девочка бежала в его сторону и могла его заметить. Впрочем, нет: в такой темноте, на краю которой лишь слабо мерцал одинокий фонарь, заметить Ка было невозможно. Он сам был похож на дерево или на фонарный столб.
Девочка добежала до железных ворот. Ворота скрипнули.
Ка стоял, ожидая чего-то ещё. Но всё было тихо вокруг. Даже машин на Ижевской улице не было.
Мёртвое холодное лицо Ка стало преображаться. Неприятная, жутковатая гримаса исказила его.
Это была улыбка.
На другом конце переулка послышался шум подъехавшей машины. Яркий свет фар высветил весь переулок.
Ка стоял, замерев.
Хлопнули дверцы машины. Послышались голоса.
Через минуту дальний свет переключили на ближний, в переулке сразу потемнело. Какие-то фигуры с автоматами на плечах вошли в переулок, постояли, переговариваясь. Потом вернулись в машину. Снова захлопали дверцы. Машина отъехала куда-то вбок и затихла.
Ка почувствовал исходящую оттуда угрозу. Значит, не сегодня. Нет, не сегодня.
Он повернулся, и так же медленно вернулся домой, прошёл в маленькую комнату и лёг на шкуры. Он закрыл глаза и снова впал в оцепенение. Но жуткая ухмылка так и не сходила с его лица.
* * *
А на автобусной площадке с погашенными огнями стоял обычный тентованный "уазик", которых в эти дни было множество реквизировано для нужд комиссии по ЧС в районных и сельских администрациях и в муниципальных службах.
В машине сидели пятеро мужчин. За задним сиденьем, в ящике, был целый оружейный склад: импортное помповое ружье фирмы "Хеклер и Кох" под добрым детским названием "Король Лев", обычная нарезная "тозовка", один "макаров", простенький прибор ночного видения "Байгыш". А самое главное — гладкоствольный карабин "Сайга" с укороченным стволом и магазином на 8 патронов.
Это были водители маршруток. Они всю ночь колесили по местным переулочкам и тупичкам, выслеживая того громилу, что перевернул автобус и убил их товарища, Славку.
Помповое ружье дал им хозяин маршрута, владелец нескольких автобусов. "Сайгу" тоже раздобыл он. Остальное шофёры собрали сами.
— Почти новый автобус загубил, сука! — говорил хозяин маршрута. — Вы что, такие здоровые мужики, с одним сумасшедшим справиться не могли?
— Да он совсем бешеный. А у бешеных сила, как у слона, — оправдываясь, сказал один из водителей.
— Ну, ладно, — сказал хозяин маршрута. — И за автобус, и за Славку теперь он ответит. У Славки двое детей осталось.
— Да мы уже скинулись…
Хозяин махнул рукой.
— Я тоже… скинулся. На новый автобус деньги держал…
Передавая чехол с ружьём бригадиру, сказал:
— Только смотрите, мужики, — быстро, и наповал. Тут ребята с 12-го маршрута в бой рвутся. Ну, так мы с ними договорились, что они в резерве останутся. Что, справитесь?
— Обижаешь. Впятером-то?
— Ну-ну… Всякое бывает. Держите меня в курсе. С "двенадцатого" тоже будут наготове. Они старый "уазик"-микроавтобус где-то нашли. Туда десять человек запросто влезают.
* * *
Когда заканчивался комендантский час, "уазик" подъехал к стоявшему на краю площадки длинному кирпичному зданию оптового склада. Сторож выглянул из будки. С ним коротко переговорили, и железные ворота отъехали в сторону. Машина въехала во двор и приткнулась в самом дальнем его углу, за штабелями ящиков, укрытых брезентом.
— Ладно, мужики, — сказал Витька, бригадир маршрута, человек лет пятидесяти, лысоватый, с изборождённым глубокими морщинами лицом. — Будем отдыхать до ночи. Утром кто-нибудь в магазин сбегает, жратвы купит. Только никакого пива, лады?
— О чём речь…
Мужики устроились, как могли, прямо в машине. Один лёг на ящик с оружием, двое кое-как вытянулись на заднем сиденье. Хуже всех пришлось тем, кто сидел на передних. Но и они постепенно закемарили.
Наступало утро.
* * *
Когда уже рассвело, их разбудил молодой парень: на дорогое пальто накинута спецовка, на голове — пластиковая строительная каска.
— Я начальник смены Петров, — сказал он.
Бригадир Витька, не выходя из машины, ответил:
— Здравствуйте. А мы тут… с движком что-то…
— Да ладно, — сказал Петров и улыбнулся. — Я в курсе. И директор в курсе. Я вам вот что скажу — машину загоните в наш гараж, — там места хватит. Гараж тёплый, не придётся двигатель разогревать. А в шестом боксе у меня диваны навалены, местной сборки. Идите туда, поспите хоть как люди. Ближе к вечеру обратитесь к начальнику охраны, Самойленко. Он вас напоит-накормит. Только днём здесь не светитесь: грузчикам про вас знать необязательно.
— Вот спасибо, начальник! — улыбнулся щербатым ртом Витька.
* * *
Благополучно завалив предпоследний перед сессией зачёт, около десяти вечера Бракин приехал на Черемошники на "маршрутке".
Вылез на конечной остановке. Краем глаза заметил патруль с собакой: милиционеры лениво шли в сторону троллейбусного кольца.
Больше ничего подозрительного не было. Правда, маршрутка, в которой он приехал, тут же и умчалась в обратную сторону, так что площадка для автобусов была пуста.
Вот это и было подозрительно.
Бракин, приняв свой обычный философски-рассеянный вид, зашёл в магазин. Посетителей в магазине не было, и Бракин углубился в рассматривание колбас.
Две продавщицы — молодая, остроносая, в очках, и пожилая, с выправкой советского труженика прилавка, о чём-то оживлённо беседовали. Пожилая рассказывала что-то крайне любопытное, молодая тихо ойкала и прикладывала ладони к щекам.
Рассмотрев колбасы, Бракин перешел к созерцанию разнообразной рыбы. Особенно понравился ему "лещ к пиву". Судя по его виду, этот лещ в виде окаменелости пролежал в скальных породах не один миллион лет. Чтобы его съесть, потребовалась бы водка, а уж никак не пиво. Да плюс — несколько плотницких инструментов. А также тиски, напильник, и…
— Гражданин, вы брать что-нибудь будете? — строго спросила пожилая тоном бывалого сержанта.
— Буду, — лаконично ответил Бракин, и от рыбы перешел к молоку, йогурту и сырам.
Сыры и йогурт тоже навевали палеонтологические мотивы.
— …И вот этот, здоровый, Славкой зовут, — да ты его знаешь, с пятого маршрута, — подскочил к нему с монтажкой. Да как даст по черепу! — услышал Бракин продолжение рассказа.
— Ой! — тихо пискнула остроносая. — И что, насмерть?
— Не-е… Куда там… — удовлетворённая произведенным эффектом сказала пожилая гренадёрша. — Тут, как говорится, двенадцать пуль в голову, а мозг не задет…
— Ой! А это как?
— Ну, сплошная кость. Или железная пластина в затылке. Кто ж его знает? А только, смотрю, он поворачивается так медленно, — тут с будки на оптовом складе прожектор повернули, так у этого железного, гляжу, морда-то прямо зелёная!
— Ой! Он инопланетянин, наверное?
— А кто ж его знает! Ну и вот. Этот, с пятого, обалдел, руки опустил. А зелёный монтажку у него из рук хвать — и его самого по башке. Его же собственной монтажкой… Тот брык — и лежит. Рожа в кровищи.
— Ой!
— А инопланетянин монтажку бросил, и опять давай автобус трясти. А у того кровища, кровища-то хлещет!..
Гренадёрша от торговли перевела дух, взглянула на Бракина и только сейчас вспомнила, что (или кто) он такое.