Бракин опять задремал, и уже в полусне подумал, что всё: пятнадцать минут ждем — и уходим. Как на занятиях в университете: если лекция уже началась, а лектора всё нет, опаздывает почему-то, то железное правило вольнолюбивого студенчества звучало именно так: 15 минут ждём, а потом уходим.
Бракин даже не заметил, как бесшумно открылись ворота со двора Коростылёва. Опомнился, лишь когда услышал лёгкий скрип снега под чьими-то ногами.
Чёрный человек маячил в сгустившейся мгле. Он шёл ровно, прямой, словно палка, в сторону железнодорожного переезда.
Бракин приник к своей бойнице.
Сзади что-то зашумело. Бракин быстро обернулся и увидел, что автобусная площадка внезапно погрузилась во тьму; оставался только слабый свет из закрытых жалюзи окон круглосуточного магазина.
Бракин снова развернулся. Высокая фигура уже была почти не видна.
С заколотившимся сердцем Бракин выполз на четвереньках из укрытия. И побежал по-собачьи, на четвереньках, держась как можно ближе к заборам.
Краем уха услышал: сзади, на оптовом складе, разъярённо разлаялись сторожевые собаки, что-то стукнуло. И снова стало тихо.
Приостановившись, чтобы отдышаться, Бракин снова ринулся вперёд. Он не видел, что позади него, совершая гигантские прыжки, едва касаясь земли, бесшумно летит громадная белая волчица. В тумане её силуэт казался неправдоподобно огромным; казалось, это летит сказочное чудовище: бескрылое, медлительное, но опасное, как воплощённый кошмар. Она не догоняла и не отставала. Просто бесшумно взлетала и опускалась почти за самой спиной Бракина.
Вот и Корейский переулок. Тёмный человек миновал перекрёсток и зашагал дальше.
* * *
Бригадир маршрутников Витька сбежал по лестнице вниз из сторожевой будки, выгнал машину из бокса, быстро скомандовал:
— Все по местам! Каждый берёт ствол. "Сайгу" — Саньке.
— А где он? — спросил кто-то.
— Кто? Санька?
— Да нет! Этот Бешеный.
— Он к переезду пошел, — ответил Витька. — Мы обгоним его по Ижевской и выедем навстречу, с того конца переулка.
Мужики быстро втиснулись в машину, разобрали оружие. Санька, сидевший впереди, аккуратно поставил карабин между ног, дулом вниз.
— Да осторожнее! С предохранителей не снимайте, а то кто вас знает, шоферюг… — сказал Витька и на малых оборотах выкатился за ворота склада.
* * *
Ка остановился у высокого крепкого дома с металлическим забором выше человеческого роста. В одном из окон горел свет. И возле этого окна стояли два молодых парня, переговаривались, переминались с ноги на ногу.
Ка замер, наблюдая.
Парни сунули в открывшуюся форточку деньги, получили маленький полиэтиленовый пакетик, перевязанный ниткой, и зашагали к переезду.
* * *
"Уазик" резко затормозил, не доезжая до переулка. Позади остались трасса и хорошо освещённый переезд, а вокруг и дальше, вытянувшись вдоль железнодорожного полотна было скопище разнокалиберных металлических гаражей.
— Вот он! — сдавленно крикнул Санька.
Из переулка, горбясь, вышли два подростка. Увидели "уазик", повернулись, и бегом кинулись к гаражам.
— Да нет, — сказал Витька. — Это ж наркоманы. К местным цыганам за дурью приходили…
Он заглушил двигатель, открыл дверцу.
— Я — вперёд, на разведку. Если надо будет — позову.
* * *
Витька выглянул из-за забора. По переулку стелилась синеватая мгла, и во мгле неподалеку он разглядел смутный силуэт тёмного человека, стоявшего возле высоких железных ворот под массивной кирпичной аркой.
И внезапно он вошёл в ворота, не затруднившись открыть их: ворота просто со скрежетом и металлическим визгом провалились внутрь двора.
Сейчас же раздался бешеный собачий лай, а потом — множество певучих быстрых голосов.
Во дворе вспыхнул свет. Сквозь мглу Витька видел обманчиво громадные тени, метавшиеся по обширной усадьбе. Потом вдруг бахнул выстрел из двустволки. Восклицание, шум, и предсмертный визг собаки. Сначала один, затем другой.
Потом из ворот выскочила полуодетая толстая женщина и закричала:
— Люди добрые, эй! Караул! Убивают!..
Но голос её погас в уплотнявшейся сырой мгле.
Она снова убежала во двор. И снова послышался крик:
— Всё возьми! Деньги, золото, на!.. Только детей не трогай!
Ответа не последовало, но крик внезапно оборвался.
У Витьки дрогнуло сердце.
Заверещали дети, заплакали.
Лоб покрылся испариной — Витька вытер его рукавом.
Между тем из ворот на четвереньках выбежал какой-то человек и завопил:
— Батюшки! Идол хозяйке голову свернул! Хозяина чуть до смерти не убил. Теперь по сараям ходит, наверное, Алёшку ищет!
Витька высунулся из-за сугроба, крикнул:
— Эй, ты! Кто такой? Иди сюда!
Человек приподнялся, озираясь.
— Да здесь я, здесь! — снова крикнул Витька. — Иди, не бойся! Мы сами за этой поганью охотимся…
Человек, наконец, разглядел Витьку, в полусогнутом состоянии подбежал к нему. Он был без шапки, босой; на майку накинут старый полушубок.
— Ты кто? — спросил Витька.
— Рупь-Пятнадцать… То есть, это… Ну, по-вашему — Пашка. Уморин моя фамилия. Я в работниках у цыган живу.
— И что там такое творится?
— Вышиб ворота, гад! Здоровенный! Не иначе, нечисть. Троих уже покалечил, всех дворовых собак передушил. Хозяин в него с двух стволов — бах! А он покачнулся только…
— Ладно, Уморин, беги за мной… — И Витька кинулся к машине.
— Братва, на выход! Оружие к бою. Счас мы его тут, как он от цыган выйдет, и встретим… А ты, — он взглянул на белого, трясущегося Уморина, — посиди пока в машине. А то босой — и на снегу.
— Да я ко всему привыкший… — скромно ответил Рупь-Пятнадцать и юркнул в "уазик".
Мужики пошли цепью. Вошли в переулок, залегли в сугробах на обочине напротив цыганского дома.
Там было уже почти тихо. Только трещали какие-то доски, скрипели ржавые гвозди, звенели сбиваемые запоры.
Потом раздался хриплый лай, шум. И внезапно из ворот выскочил большой лохматый пёс. Не оглядываясь, пёс стрелой помчался по переулку.
А следом за псом в проёме ворот показалась огромная тёмная фигура.
Витька выстрелил первым. И — загрохотало.
Фигура в воротах задёргалась, как кукла-марионетка, взмахнула руками, и внезапно повалилась назад.
Витька взмахом руки приказал прекратить стрельбу. Не обращая внимания на засветившиеся позади окна, бросился к воротам.
Но едва он приблизился, Ка зашевелился. Витька замер, открыл рот. А Ка медленно поднимался, вставал, слегка покачиваясь, и наклоняя голову к плечу. Вот он распрямился. Белые полуслепые глаза остановились на Витьке.
Ка сделал шаг вперед.
— Витёк!! — завопил кто-то сзади. — Уносим ноги!..
Кто-то дёрнул Витьку за рукав, потащил от ворот.
Он опомнился, и помчался следом за остальными. Влетели в машину, сдвинув Уморина в самый угол, тяжело переводили дух. В машине остро пахло порохом.
* * *
А в доме, стоявшим напротив цыганского, стоя у окна, здоровенный рыжий детина в майке скрёб волосатые подмышки.
— Рома, чего там? — спросил его женский голос из темноты.
— Да кто их знает… Может, цыган убивают? А чего ж — у них есть, что воровать. Все сараи добром забиты.
Женщина — в одной сорочке, — подскочила.
— Ты бы свет выключил в кухне! Ещё стекла выхлестают! — крикнула она и побежала выключать. Рома продолжал стоять у окна, глядя, как в тумане бегают какие-то люди. Выстрелов больше не было слышно.
— Должно быть, всех поубивали, — флегматично сообщил он вернувшейся жене.
— Наркоманы, что ли? — спросила она.
— Наверно… — Рома подумал, снова поскрёб подмышку. — А может, и милиция. Время-то сейчас какое, а?
В переулке наступила тишина.
— Ну их, пойдём спать, — сказала женщина. — То облава, то комендантский час… Будто война. И все с автоматами ходят, — по городу страшно пройти… Даже в автобусах патрули. Я сегодня ехала — они в автобус с овчаркой влезли. Здоровенная, как бык! А вонища!!.
— Ладно, пойдём, — согласился Рома, отходя от окна. — Надо бы нам на это окно ставни навесить, а?
— Угу, — буркнула жена уже из-под одеяла. — И не увидим, кто вдоль дома по переулку шастает…