Хоть какой-то план действий прогнал необъяснимый страх прочь. Ну, показалось. Бывает. Людям на нервах иногда и не такое чудится. Глицин перед сном недельку, и все как рукой снимет. Или афабазол.
Вот только включать радио Светлане не хотелось.
— А почему мы не можем завести песика, мам? — спросила дочка.
— Потому что собачкам хорошо в деревне, а в городе им неуютно и плохо.
— А почему тогда их столько у нас на улице? У Машки Тиязовой есть собачка, у Витьки.
— Потому что их мамы и папы глупые, лапушка моя. А твоя мама не такая!
Тоня весело засмеялась любимой присказке Светланы.
Дождь преобразился в ленивую морось. Склонившись к рулю, Света посмотрела на небо. Ей показалось, будто в рваных темных кружевах проступила бледная голубизна.
— А я бы хотела такую собачку. Я глупая, да?
Светлана улыбнулась одними губами, выпрямилась, бросила взгляд в зеркало заднего вида и замерла. Боже…
Вдоль проселка в их сторону полз коричневый от грязи пикап. Огромные колеса с глубоким протектором без усилий тащили старую тушку внедорожника по полю в паре метров от колеи. Машина кренилась то на один бок, то на другой, то проваливаясь в ямы, то выбираясь отсюда. Яркие фары на крыше резали дождливую хмарь, дворники стирали со стекла летящую из-под колес бурую жижу.
Есть Господь на свете! Есть!
Натянув сырую кофточку, Света схватилась за зонт и открыла дверь.
— Мааа? — удивилась Тоня.
— Сиди смирно, я сейчас.
Дочка обернулась и увидела приближающийся пикап.
Кроссовки противно хлюпнули в грязи, хлопнул раскрывшийся зонт. Света обошла «логан» спереди, чтобы оказаться на пути пикапа, и замахала рукой, привлекая к себе внимание. Тарахтящий вездеход со скрипом, жуткими стуками подвески и завыванием двигателя продрался сквозь последние метры бездорожья и остановился рядом. Открылась дверь со стороны пассажира, и на поле выпрыгнул пожилой мужчина в высоких резиновых сапогах и зеленом дождевике, накинул капюшон на голову.
— Здравствуйте! Помогите, пожалуйста!
— Ну и занесло вас, — бодро проговорил пассажир. С веселой ехидцей посмотрел на застрявший «логан». Заскрипело стекло со стороны водителя, явив Свете мужчину лет тридцати с рыбьим взглядом и свернутым набок носом.
— Додумались же на пузотере сюда переть, — буркнул он.
Пожилой заглянул под днище Светиной машины, выпрямился и широко улыбнулся:
— Намертво села. Дернем, Саш?
Водитель скривился:
— Виктор Артемыч, какой смысл? Два километра ее на себе тащить? Даже я тут с трудом проезжаю. А с такой банкой на хвосте сами сядем. Лебедку цеплять не за что, так что только волоком. Чего ты тут вообще забыла?
— Дом у меня тут. От мужа достался… Николай Степанов.
— Степанов? — нахмурился Саша.
— А! Это за Кузьмичевыми сруб? — пригладил усы пожилой и глянул на нее с интересом. — Ну да, он. Это его собака по округе воет, Саша.
Водитель сплюнул:
— Пристрелить ее надо.
— Да, давно не заглядывал к нам Коля, — закивал Виктор Артемыч.
— Умер он… В том году. А что за собака? — удивленно проговорила Света.
— Умер? Вот дела… Соболезную. А собака — вон она, — Виктор махнул рукой в поле, — не дается никому, глупая животина. Убегает. Мы ее подкармливаем, как обычно, но в этот раз Николай как-то долго не было. Теперь понятно, почему. Что ж… Жаль Колю, конечно. Молодой же еще был. Вы, стало быть, дом решили проведать?
— Да…Никогда тут не была, и вот… — она растерянно посмотрела в поле. Этот пес — Колин?!
— Головой надо думать, когда на такую дорогу в таком корыте выезжаешь— недружелюбный Саша поморщился. — В прошлом году тут по весне широкий застрял, а ты на этом вот говне влезла.
— Широкий? — не поняла Светлана.
— «Джип Гранд Чероки», — охотно расшифровал Виктор Артемыч. — Видать, хозяин бросил машину и своим ходом ушел. Дрянь техника, гнилая насквозь. У меня племянник так свою машинку в Карелии оставил, километрах в пятидесяти от Сегежи. Так и продавал потом, с самовывозом, хе-хе. А широкий тут все лето простоял, мы оттащили его в сторонку, чтобы никому не мешал, у нас так каждую весну подарочки от путешественников остаются. Обычно из центра их сразу на эвакуаторе забирают, а широкий до осени торчал. Но вы не волнуйтесь, женщина, вас — вытащим. О, привет!