— Когда он не несет всю эту чушь о папе-маме-и-ребенке, он очень даже мил, — говорила Стинне. По неизвестным мне причинам она раздружилась с Сигне, и моя рыжеволосая двоюродная сестра превратилась в неосуществленный роман моей ранней юности.
Сливная Пробка никому не проболтался о происшедшем и перестал приносить сестре ленточки и маленькие бутылочки с духами. Но теперь он приносил книги, которые без ведома родителей ставил на полку Стинне, например, «Женщина, знай свое тело», «Терапия после насилия», — но сестра никогда их не открывала.
— Зачем мне это дерьмо? — говорила она и мяла страницы книг, чтобы Сливная Пробка думал, что она их читала.
— Как тебе книга? — спрашивал Сливная Пробка, когда они оказывались вдвоем.
— Очень хорошая книга, — обычно отвечала Стинне, — но немного скучная, правда?
И пока мокрые следы на полу обнаруживали русалочью сущность моей сестры, за нашей спиной продолжали жить своей жизнью старые истории. В то время мы, конечно же, не могли и представить себе, что свой выход на сцену готовит какая-то датско-канадская альпинистка. Четверть века назад, поздно ночью, бабушка увидела настоящего демона. Три, как известно, — магическое число. Первый раз демон показался, когда на него смотрели в подзорную трубу. Второй раз он проявился в бесконечных розовых письмах, а в третий раз ему было суждено выйти из женского туалета фешенебельного ресторана с припудренным носиком и заставить двух не совсем чистых на руку предпринимателей совершенно потерять голову.
…Да, в нашей истории много воды. Счет за воду оплатила Налоговая инспекция. А Стинне не забеременела.
Альпинистка
Ранним июньским утром 1989 года отец открыл невзрачное письмо из Налогового управления и ощутил самый сильный приступ головокружения из тех, которые ему случалось пережить. Дело было плохо. В последнее время у него уже было несколько приступов головокружения. За два дня до этого один из ставших теперь обычными скандалов с Лайлой принял невиданные размеры, и Нильс на сей раз не смог просто стоять к ней спиной, всматриваясь в темные стекла. Нет, он внезапно обернулся и в пространной речи представил свою версию всей истории. Официальная версия состояла в том, что он трудоголик, который думает только о своей работе — и ни о чем другом. Когда Лайла дважды в месяц считала необходимым излагать эту версию, он обычно с ней соглашался. Говорил, что постарается взять себя в руки. Будет работать немного меньше, будет более внимательным мужем и отцом… Обещания эти произносились с равной долей раздражения и искренности — и всегда с обезоруживающей улыбкой, потому что в глубине души он был уверен в ее правоте. Но однажды июньским вечером 1989 года, стоя к ней спиной, он почувствовал, как что-то в нем прорвалось, и изложил совершенно другой взгляд на происходящее.
Это была история о мальчике с большими ушами. Рожденном в уборной. Над которым измывались уличные мальчишки. Которого обучили искусству яйцепинания… О мальчике, которому благодаря жесткости и коммерческой хватке удалось чудесным образом заполучить золотой горшок с сокровищем. Горшок украли — но что поделаешь? Он не затаил злобу. Не предавался мрачному настроению. Нет, никакие лесные духи никогда сквозь него не проходили. Может, он сбежал из дома, как некоторые? Разве он — несмотря на всякие неурядицы — не продолжал поддерживать отношения с родителями? Разве не он оплачивал похороны сестры? Разумеется, он.
Но когда-то он был скромным молодым человеком, и все знают, что это значит. Такие молодые люди предаются неясным мечтаниям. Они сидят в своих комнатах, хотя им следовало бы сбежать из дома, и читают книги при свете лампы. Такой вот тип человека, которому требуется пинок под зад. И как раз такой пинок он и получил, когда однажды, в конце шестидесятых, держа под мышкой «Врача и скальпель», открыл дверь багетной мастерской и увидел свою будущую жену. Удар молнии. В одно мгновение скромный молодой человек стал взрослым. Чувствуя бурную радость оттого, что наконец-то вступил в жизнь и смог вернуться к старой мечте о сокровище под радугой. Чтобы ни в коем случае не превратиться в такого человека, как его отец. Не позволить жизни себя обмануть, не сидеть без дела, накачиваясь пивом.
Но когда он наконец начал зарабатывать деньги и каждый вечер мог, вернувшись домой, сказать: вот эти и вот эти заказы выполнены, вот столько-то денег мы сегодня заработали, она начала говорить презрительно о деньгах — она, которая дала всему этому толчок! Она начала обсуждать социалистические идеи во время деловых обедов, ворчать на Сливную Пробку, который, между прочим, не только прекрасный компаньон, но и его единственный друг. Как будто зарабатывание денег — это преступление. Как будто стремление к достижению поставленных целей — это ненормально! А ведь он, что бы она ни говорила, человек, который заботится о своей семье, и им никогда не пришлось переезжать с места на места, влача жалкое цыганское существование, — как это было в его детстве.