Глава 18
За наспех организованным столом сидело человек десять изрядно подвыпиших мужчин. Это была первая репетиция застолья по поводу купленного автомобиля. В основном собрались коллеги Валерия, а почетные места занимали господа, особо отличившиеся при покупке. Их трое - мастер участка, обеспечивший подмену, Роланд и его брат Семен. Главным в этой троице был Ролик. Именно его профессионализм в автоделе и незаурядные актерские данные позволили быстро выявить недостатки и доказать, что желания продавцов безосновательны. Значение
ролика было очевидно для присутствующих даже без осведомленности о заслуге в поисках недостающей тысячи баксов, которые были доставлены к началу сделки братом Семеном, кстати, не только зубным техником, но и большим любителем автомобилей.
- Мы часа на полтора опоздали. Подъезжаем... Ролика машины не видно, а "хонда" стоит. В машине никого. Вдруг выскакивает этот пузан и на меня: как так, мы вас ждем, скоро закрывают. А у самого рожа красная, як буряк, пот в три ручья, как будто мешки таскал, и глаза во такие, - вытаращил веселые глаза рассказывающий Валерий. - Я ему, мол, не волнуйтесь, сейчас Роланд Михайлович еще тысячу подвезет и пойдем оформлять. Тут его чуть кондратий не хватил, я даже испугался. Заходим в контору, там этот молодой стоит и уговаривает его бабу. Та тоже - впору валерьянкой отпаивать. Стоим, ждем, пузану невтерпеж. Они с молодым машину Ролика встречать вышли. Я эту бабу разговорил, а она мне все, дура, и выложила. Мужик ее, оказывается, деньги занял и в строящемся доме купил новую квартиру. А строительство заморозили, старую квартиру пришлось продать по дешевке, цены упали. Здесь срок подошел должок отдавать. Кредиторы ему, мол, пожалуйте бабки и счетчик включили и, чтобы не ерепенился, ласточку его любимую грузовичком поцеловали. А завтра утром часики остановятся... Вот они и запрыгали. Ну я, конечно, утешил ее, как мог. Словом, я на улицу, а там Ролик с Семеном подъезжают. Я ему втихаря показываю пятерню...
- Ну а я же не пальцем деланный, - подхватил эстафету самодовольно улыбающийся Ролик. - Сразу усек, а чтобы было правдоподобней, глазки опустил и говорю, мол, извини, друг Валера, только четыреста пятьдесят наскреб, больше нет...
- Я, конечно, на него, в чем, мол, дело, а еще друганом считаешься, кому же тогда верить, как жить? - вновь начал, перегибаясь от смеха, Валерий. Извинился, конечно, перед ними и к своей машине, а этот, бедолага, за мной... Умора...
- Давайте выпьем за женщин, - прервал его заливающийся Семен.
За женщин мужчины выпили стоя.
- Кстати, как у тебя с этой?..
- С ЭТОЙ - все нормалек. Каталку купил, теперь она за мной бегать будет... - пьяненько бахвалился Валерий.
Одобрили.
Вернулся домой Валерий не очень поздно и почти трезвый. День, конечно, был прожит не зря и разрешалось расслабиться на всю катушку, но поутру планировалось в ГИБДД ставить машину на учет.
Гигант ждал у двери вечерней прогулки. Хочешь не хочешь, а надо было снова выходить на улицу.
На пустыре никого. Валерий отпустил Геркулеса, который быстро нашел себе товарища из приблудных. Пусть его, пусть порезвится, он, Валерий, не какой-нибудь сноб, и пес у него рабоче-крестьянского нрава, хотя кровей благородных. Ну потреплет слегка, шкуры же с бедолаги не спустит. В сущности, правильно говорят, каков хозяин, такова и собака. А мне-то с кем перемолвиться? Это все погода. Семеныч бы, что ли, выполз, хрен старый, маялся в одиночестве, в не весенней какой-то слезливой погоде Валерий.
Чуть в стороне, там, где между двух берез была вбита импровизированная перекладина, а на земле валялись неизвестно кем привезенные танковые траки, качался мужик из второго подъезда, но к нему Валерий не пошел. Не уважал. Качался тот почти каждый день и в любую погоду. Собака, красивейший боксер, была предоставлена сама себе и постоянно паслась у мусорных баков. За это и не уважал качка Валерий. За собаку.
Спасение пришло неожиданно в лице дворничихи. Чуб ее не любил за назойливую болтливость, но среди мусора в пустопорожней болтовне, как воробей в навозе, иногда мог выклевать нечто ценное лично для себя. Вот и сейчас, за неимением более достойного собеседника, можно было кое-что узнать о жилице с шестого, Ольге Максимовне.
Но болтливая дура все говорила и говорила о бомжах, которые мусорят у помойки, а она убирай, о черных, которые сбрасывают строительный мусор и никак не хотят заказать контейнер, делают это по ночам, чтобы утром с них как с гусей, вот и приходится на ночь глядя в такую мерзкую погоду выходить, чтобы за руку поймать. Наконец дошло до подростков...
- Домофоны-та не работают, вот эта шпана-та и сидит по подъездам, а главное-та - почти все не из нашего, из кирпичного, из офицерского-та, закончила рассказывать очередную страшную историю женщина.
Всякий раз в речь дворничиха вставляла свое "та" для придания достоверности. Так ей думалось. Но истории были на слуху, а главное - на стенах, в разбитых стеклах и брошенных шприцах.
Отсюда, с пустыря, в сумерках дом казался севшим на мель "Титаником", особенно верхней его надстройкой, а редкие жители, которые время от времени то входили, то выходили из его недр, - заблудшими душами погибших пассажиров, которые никак не могут успокоиться после трагедии и все ищут непонятно что или свои каюты, или оставшихся в живых близких.
Следующую историю про попытку изнасилования жительницы их дома Валерий слушал вполуха, думая о завтрашнем дне, на который планировалась постановка на учет машины и предложение покататься Ольге Максимовне, и вдруг его как током ударило...
- Это ты о ком? - спросил он.
- Так я же тебе говорю, что вчера вечером эта шпана хотела надругаться над твоей соседкой с шестого этажа, - ответила дворничиха. - Мне ее знакомая рассказывала. Знаешь, с кудрявой собакой ходит.
Владелицу эрделя Чуб знал. Пустая бабенка, но врать не будет.
- Ольга Максимовна?
- Ну да, с лопоухим гуляет, я их не разбираю... Повторение рассказа он уже слушал предельно внимательно.
Хмель покинул голову. Вникал в подробности, словно в детской игре "испорченный телефон", и представлял самое худшее: слюнявые рты, прыщавые лица, грязь под ногтями, но дорогие "косухи" ж настоящее золото в ушах. А еще пыхтение и сопли...
- Чего же она не орала?! - вырвалась у него глупость: кто ж выйдет-то?
- О-о-о, - она посмотрела на собачника с сожалением, - хотя ты, может-та, и поперся бы. Они ж чистая саранча. За Уралом мошка лошадей жрет начисто. Эти такие же. Нет сладу.
Валерий гаркнул, подзывая к себе собаку. "С ума, что ли, сошел?" мелькнуло в лобастой голове пса.
Внутри бывшего сержанта все клокотало. Такое бывает даже с уравновешенными людьми. Они часто кажутся вялыми и, несмотря на габариты, производят впечатление людей, не способных впадать в ярость. Но это не так. В каждом есть предел натяжения. Это как в музыкальных инструментах: или колок полетит и тогда меняй головку грифа, или выбрасывай весь инструмент, или струна порвется. Проще, но больнее. Может так стегануть... В данном конкретном случае порвалась струна. Стало больно.
Возникшее поначалу решение немедленно пойти к пострадавшей и выяснить приметы насильников сменилось на решение подождать до утра, а желание тотчас же найти и покарать виновных уступило мудрости - не лезть в воду, не зная броду. И не потому, что боялся, а потому, что не первый год знал дворничиху, как знал и ее склонность к преувеличению. Однако он не сомневался в самом факте."
- Ну и дела, - только и произнес Валерий, выслушав рассказчицу, и, попрощавшись, пошел домой.
Лифт медленно опустился, двери открылись. Перед ним стояли двое молодых людей. Высокий чем-то замазывал кнопки лифта из баллончика, а другой, поменьше, руководил процессом.
Минутное замешательство прервал Валерий.
- Выходите, пожалуйста, приехали, - как можно ласковее попросил он, между тем, как внутри медленно поднималась черная, тягучая и остро пахнущая кровью волна.