И в этот момент «коршун» молнией ринулся на тварь.
Взмах левой руки. Короткая вспышка света. Взмах меча. Сталь скрежетнула по панцирю на спине, разрубая его поперек. Лезвие попало как раз между пластин, вгрызаясь в плоть под ними. Брызнула желто-зеленая, как у насекомого, кровь. Существо развернулось навстречу новой опасности, махнуло хвостом, но «коршун» успел присесть, пропустив его кончик над головой, и из этой позиции рубанул еще раз, пытаясь подсечь конечности врага.
Его напарник кубарем скатился с седла. Быстро накинул оба повода — своего коня и второго — на ближайший забор и бросился на подмогу. Удара со спины существо ожидало и отмахнулось хвостом, но миг был упущен. Меч перерубил ему одну лапу, и оно завалилось набок.
— Хвост!
Тонкий и гибкий, он метался из стороны в сторону, и сбитые им ветки кустов летали вокруг. Кончик мазнул по куртке юного рыцаря, и тот удивленно охнул — добротная промасленная кожа оказалась разрезана, как лист бумаги. Попытка ударить по хвосту мечом не принесла ощутимого результата — клинок соскользнул, высекая искры из чешуек.
«Коршун» отступил на шаг, предоставив молодому напарнику самому размахивать оружием. Мантихор мог издыхать долго, живучесть у этих тварей отменная. Нужен был один удар — туда, в головной ганглий. Но для этого требовалось прицелиться.
Вдох — выдох… Вон она, цель.
Шаг вперед. Резкий выпад. Меч вошел точно в голову, как раз между глазами, с хрустом проломив панцирь. Укол, и сразу назад. Глубоко или нет, и вообще, насколько поражено то, что заменяет этому чудовищу мозг, будет известно через несколько секунд.
— Назад! Агония…
Издыхающее чудовище способно натворить бед. Оба «ястреба» отступили, глядя, как бьется в судорогах мантихор, как скребут землю лапы, как щелкают клешни-жвалы. Пару раз тварь вслепую попала себе хвостом по голове, выбила глаз и задергалась от боли. Попыталась сделать несколько шагов — и вдруг резко ткнулась мордой в землю. Хвост еще пару раз шлепнул по траве и тоже перестал шевелиться.
Два рыцаря молча смотрели на чудовище.
— Ты как? — нарушил молчание старший.
— Нормально. А что?
— Руку покажи.
— Ах ты…
До младшего дошло, что имел в виду «коршун», и он стал срывать с себя верхнюю одежду.
Парню повезло — жало распороло куртку со стеганой подкладкой и рубашку, но не поцарапало руку. Только на коже вспухала красная полоса, как от удара обычным кнутом. «Коршун» внимательно осмотрел ее, щурясь в надвигающихся сумерках, помял немного плечо и локоть напарника и кивнул:
— Дешево отделался. Заживет. Посиди пока тут, а я в сарай.
— Зачем?
— Самка, — с нажимом пояснил «коршун» и поудобнее стиснул рукоять меча. Потом задержал дыхание и шагнул за кусты.
Вернулся он через несколько минут, и первые секунд десять лишь глубоко дышл, прочищая легкие. На немой вопрос напарника ответил коротко:
— Кладка.
«Ястребок» только кивнул, не собираясь вдаваться в подробности. И так было понятно, что, если оставить яйца без присмотра, через несколько недель по округе будут бродить маленькие мантихоры. Они ядовиты с рождения, и пусть большую часть малышей можно просто прибить лопатой, вреда «детки» успеют причинить немало.
С пустыря опять донесся вой, и рыцари переглянулись. Волкопсы с наступлением сумерек зашевелились, выходя на промысел.
— На сегодня хватит, — подумав, изрек «коршун». — Не забывай: у нас есть и другая цель.
В два удара перерубив хвост дохлого мантихора мечом, он запихнул отрубленный кончик в кожаный мешок и вскочил на коня. Волкопсы, как и случайно подвернувшийся мантихор, являлись лишь официальным прикрытием. На самом деле причина появления их в окрестностях города Пустополье была совсем иной.
Долгий день подошел к концу. Намахавшись мечом, я еле дотерпела до ужина, на котором мне опять не только пришлось изображать статую у кресла князя, но и краснеть, выслушивая восторженные дифирамбы, которые мне пела Агнешка. Непосредственная девочка взахлеб рассказывала, как я умею сражаться:
— И вот так! Так! Так! — Девочка размахивала ножом, пытаясь подражать мне. — А потом — р-раз! — и…
— Дитя мое, — княгиня Эльбета строго поджала губы, и можно было подумать, что она сердится, если бы не усталый голос, — благовоспитанным маленьким девочкам не стоит столь открыто демонстрировать свои эмоции.
— Но мама… это же было так здорово! И красиво!