* * *
Кабинет профессора. За массивным письменным столом в шикарном кожаном кресле восседает Филипп Филиппович. Взгляд – мрачнее черной тучи. Одна рука сжимает дужку очков, другая барабанит пальцами по крышке стола.
– Вызывали, Филипп Филиппович?
– Вызывал, Иван Арнольдович! Вызывал! Что это такое? – профессор ткнул очками в бумаги, лежащие у него на столе.
– Контракт?!
– Что здесь написано? – профессор развернул бумагу и ткнул очками в лист.
– Ах, это?! Урсин Джус – волшебник такой был, ну, название линии.
– Урфин Джус такой же «волшебник», как вы «доктор»! Тут же ясным английским языком написано «Ursine Juice» – «Медвежий сок». Вы что купили? Это же линия по очистке фруктовых соков!
– Пять степеней очистки…
– Засуньте их себе в… Деньги выброшены на ветер!
Наступила пауза. Иван Арнольдович молчит, Филипп Филиппович барабанит костяшками пальцев по столу.
– Вызываю юриста, – снова взорвался профессор, – Спрашиваю, вы зачем подписали, зачем нам линия по очистке соков. А он мне, нагло так, – а я почем знаю, зачем вам с Иваном Арнольдовичем линия по очистке соков. Мое дело юридическая сторона. Фирму, мол, я проверил – солидная фирма. Линия высококачественная, рекламаций нет.
– Спрашиваю юриста, – можем ли отказаться? Что вы, что вы, говорит! Фирма, мол, солидная – засудят, себе дороже. Линия смонтирована, все бумаги подписаны. Уволить бы гада, да не за что.
– Ну, вот же, линия высококачественная …
– Все Альбина, папа, ну возьми зятя на работу. Кем, санитаром? Нет, санитаром ее не устраивает. Ну купили мы корочки. Кто вы там у нас – доктор нетрадиционной изотерической медицины? Можете вправлять чакру и прочищать карму? Такое умное лицо, а дурак дураком. И где только Альбина тебя нашла?
– В морге, Папа. Я там санитаром работал, а она практику проходила. Любовь зла…
– Вот-вот, полюбишь и козла! – в сердцах выпалил Филипп Филиппович.
Снова пауза.
– «Папа»! – с издевкой передразнил профессор. И уже тише, – Делать-то, что будем?
– Может быть, линия на что сгодится?
– Например?
– Я в Интернете нашел предложение – красная ртуть, не очищенная, недорого.
– О-о-о-о-о! – застонал профессор, – Я же говорил, забудь – красная ртуть это лохотрон!
– Можно, например, гнать настойку боярышника.
– Да, пожалуй, это можно, – задумавшись, сказал профессор, – Только вот все бумаги надо выправить, ну там, лицензию и прочее.
– А может, пока оформляем бумаги, всё же попытаться сделать вытяжку стволовых клеток?
– Пойми же, Ваня, с таким же успехом, вместо этой линии, для ловли стволовых клеток, можно воспользоваться ситом или дуршлагом.
– Но попробовать-то можно?
– Попробуйте, Иван Арнольдович, попробуйте! Только вот что: зверюшек не мучить. Ну там, мышек, собачек – вколите сразу себе! Мы с Альбиной, конечно, погорюем, поплачем – погибло мировое светило, доктор Борменталь, добровольно пал жертвой науки! А какой я вам памятник отгрохаю, м-м-м – братки обзавидуются!
– Мышки, собачки, – задумчиво бормотал доктор, не слушая профессора, – А как колют-то, вытяжку – внутримышечно или внутривенно?
– Колите прямо в мозжечок, Иван Арнольдович! Чтобы наверняка!
3
Спальня доктора. Иван Арнольдович лежит на кровати, наполовину укрытый тонким одеялом, так что виден только его красивый мощный торс. Руки заброшены за голову, глаза полуприкрыты. Рядом, на кровати, сложив ноги по-турецки, сидит Елена. На ней короткий свободный топик красного шелка, который едва прикрывает соски груди и широкие, как юбочка, красные трусики. В одной руке Елена держит пепельницу, в другой – длинную тонкую дымящуюся сигарету. Волосы стянуты в два хвоста двумя бантами, как у школьницы.
– Ванечка, у меня, кажется, проблемы, – выпустив дым, не глядя на Ивана, сказала Елена.
– ??? – Иван открыл глаза и повернул голову в сторону Елены.
– Я, кажется, залетела.
– Постой, Альбина говорила… – Иван резко сел и уставился на Елену.
– Я тоже была уверена.
– Послушай, Альбина подложила тебя под Папика для того, чтобы он не таскал в дом молоденьких санитарок и студенток, и только потому, что была совершенно уверена, что…
– Да знаю я, знаю! – скривившись, сказала Елена.
– Ты понимаешь, что с нами будет? Ну, меня, положим, Альбина всё же возьмет на поруки, а тебя она точно сдаст в иммиграционную службу, и покатишь ты прямиком в свою Нахопетовку. Или хуже, выставит на панель.
– На панель меня не возьмут, – также не глядя на Ивана, грустно сказала Елена.
– Это почему же?
– Я всегда кончаю, иногда даже раньше… и к тому же я кричу – некоторым это не нравится.
– Послушай, а почему ты решила, что от меня, может…?
– Да какая разница, – зло выкрикнула Елена, повернув лицо к Ивану.
– Да, ты права, – обалдело согласился с ней Иван, – Что так, что этак – результат один и тот же. Альбина все равно учинит следствие с пристрастием, достанется всем, кроме Папика. Надо что-то делать. Сегодня среда, одиннадцатое. Альбина приезжает семнадцатого. Слушай, я завтра позвоню Семену Карловичу…
– А паспорт у Альбины в сейфе, – перебила его Елена.
– Дался тебе этот украинский паспорт, и без регистрации? Пойдешь инкогнито, ну, скажем, как Олеся Украинская, – девушка даже улыбнулась, – Подойдешь к Семену Карловичу …. Впрочем, мне светиться не следует!
Девушка заплакала. Иван обнял ее.
– Ну-ну. Я тебя в беде не брошу. Просто мы поступим по-другому. Я дам тебе денег. Ты завтра позвони в регистратуру клиники, узнай, когда дежурит санитарка Мария Кузьминична. И завтра-послезавтра сунешь ей деньги, та всё устроит. Она с Семеном Карловичем на короткой ноге.
Девушка подняла голову и заулыбалась сквозь слезы. Иван вытер ей слезы и поцеловал. Девушка, игриво улыбаясь, высвободилась из объятий Ивана. Соскочила с кровати. Загасив сигарету в пепельнице, поставила ее на пол, и с пола, как кошка, прыгнула в кровать и, повалив, крепко обняла Ивана за шею.
– Красавчик ты мой, любый, – стала шептать Елена, нежно целуя Ивана в плечи, шею, грудь.
* * *
Столовая, обед, за столом все те же. Филипп Филиппович разглагольствует.
– Сен-жюльен – приличное вино, а вот водка должна быть в 40 градусов, а не в 30 или в 45. Или вот возьмём, например, коньяк. Хороший коньяк должен обладать букетом и послевкусием как… – Филипп Филиппович замолчал, подбирая подходящее слово.
– Хороший коньяк, плохой коньяк – я после второго стакана вообще не чувствую – ни вкуса, ни послевкусия, – доктор скривил лицо.
– А не надо коньяк жрать стаканами. Хотя, не в коня корм, я заметил, вы можете выпить много и не пьянеете, и это почти при полном равнодушии к спиртному. Должно быть, какой-то особый фермент в желудке. Вас надо изучать, голубчик!
– Профессор «Павлов», давайте оставим мой желудок в покое.
Замолчали. Слышно только поскрипывание ножей по стеклу, да постукивание вилок.
– Иван Альбертович, я всё хотел спросить, что вас сподвигло поступить на работу в морг, любовь к медицине?
– Случай, Филипп Филиппович, случай. Я до морга на скорой работал.
– Кем это? – изумился профессор.
– Водителем!? – в свою очередь изумился доктор, удивляясь глупости вопроса.
– И что, платили плохо?
– Я же говорю, случай. Остановился я это как-то раз прямо у подъезда. Надо было забрать инвалида. Вдруг, объезжает меня «хаммер», и из него выкатывается какой-то колобок с золотой цепочкой в палец толщиной на шее, вразвалочку подходит и давай орать – убирайся, мол, это моё место. Я спокойно, даже вежливо – «хаммер» всё-таки – мол, инвалида заберу и уеду. Колобок полез в «хаммер», ну, думаю – успокоился. Вдруг, вижу, вылезает, а в руках какая-то палка. Думаю, пора доставать монтировку. Нагнулся я за монтировкой, а тут – Бах-Бах, передние стекла на меня и обсыпались. И так – Клац-Клац. Выглянул я из-за приборной доски, а колобок пытается перезарядить помповое ружье – заклинило у него что-то. Ну, выскочил я из скорой, в руках монтировка, а колобок, и откуда у него такая прыть взялась, буквально впорхнул по лесенке в «хаммер» и по газам. Я только и успел задний фонарь ему разбить. Вызвали милицию, и началась тягомотина: допрос, протокол, поиск свидетелей, следствие.