«Сердиты Вы, звезда моя…»
Печальны Вы, мой идеал,
И мне, увы, совсем не рады.
А я сквозь битвы и преграды
Две тыщи лет сюда скакал.
Сердиты Вы, звезда моя;
пылают гневом Ваши очи,
расправу скорую пророча
и лютой злобы не тая.
Как Вам идёт багровый цвет,
какой у Вас прекрасный голос!..
При чём тут длинный рыжий волос?!
Где — от губной помады след?
А говорили — ColorStay…
Увы, на скалках не фехтую.
Я превращаюсь в отбивную!
И Вам не жаль моих костей?
О, где мой старый верный щит,
мой крепкий панцирь, шлем помятый!..
Миледи, это Вы — ухватом
иль коромыслом? Всё, добит.
Нет жив ещё. Миледи, как?!
Где быстрый клык мизерикорда?
И заключительным аккордом
коленом в зад? Ну, я — в кабак!
Узрею истины я свет
со дна бутылки иль стакана;
и к Вам вернусь я из нирваны
(конечно же, в дымину пьяным!)
лишь через пару тысяч лет…
ВАРЯГИ ВО ГРЕКАХ
Улетали в эмпиреи
на планеты Платона
шаровые валькирии
с интервалом в полтона.
Красногубой вампириной
весом этак в полтонны
шаровая валькирия
подхватила Платона
и калёною чайкою
у скалистого Крита
так, случайно-нечаянно
увлекла Демокрита…
Но игольчатой магией
без излишнего шума
их распял на бумаге я
с интервалом в полдюйма.
У.Е. И ДАЛЕЕ
На неслагаемые части
Рассыпался хрустальный сон
Возможности земного счастья.
Уехала ты навсегда.
Чалма, лопатой борода,
кальяна дым — густой и крепкий,
у. е., халаты… Навсегда
забыты вы, цветы сурепки!
На дню пять раз творить намаз
зовут горласто муэдзины…
У. е. и пара чёрных глаз
под паранджой… И комья глины
в руках умелых гончара
становятся горшком, кувшином
и пиалой. Зелёный чай,
такой же, как у. е., зелёный,
среди пустыни раскалённой
в песок прольётся. Невзначай
струна запретная задета.
Послав к шайтану все запреты,
мы сотворяем грешный рай.
«Увы, никогда не бывал я на славном Майдане…»
И волны, и ветер, и сотни стихий на Майдане
Срывают, уносят подальше весь сор наносной.
Везде помаранч проявляет все новые грани.
Оранжевой осенью в городе пахнет весной.
Оранжевой осенью в мире так пахнет весной!
Увы, никогда не бывал я на славном Майдане;
Крещатик не видел, когда зацветает каштан…
Сижу на Парнасе, грызу апельсин-померанец,
и чую нутром — Фудзияму окутал туман.
Там сакура спит, в сладкой неге весну ожидая;
в оранжевом весь, приближается к храму сенсэй…
А в скалы прибрежные бьётся волна штормовая —
тайфун надвигается, словно сорвавшись с цепей.
А я на Парнасе сижу, весь такой иностранец…
Родную Ямато вдали то тряхнёт, то зальёт,
а здесь — хорошо… Есть нора, и грызу померанец.
Хотя по секрету скажу: померанец — не мёд.
Дичок-апельсинчик оранжевый, вовсе не мёд.
СВИДАНИЕ ЗА ГОРИЗОНТОМ СОБЫТИЙ
Автопародия
Лексикона романтики дым;
серый пепел с чужой сигареты,
возле Веги развеянный где-то…
Место, которого нет.
Время, которое мнимо.
Клином там сходится свет
в пепел с чужих сигарет,
в облако сизого дыма.
Вечность проносится мимо;
в миг — мириадами лет.
Рядом — зануда-поэт.
Сердце без маски и грима.
Скучен невообразимо:
вечно приносит сонет,
но — без цветов и конфет.
Время-то, знаете, мнимо;
денег, естественно, нет.
КОРЯВЫЙ СОНЕТ
на тему:
«По оврагам завяла трава чернобыль»,
заданную Светланой СЫРНЕВОЙ
По оврагам посохла седая полынь,
моросящим дождём заштрихован рассвет…
Принимаю с достоинством твёрдое «нет»
от прекрасных принцесс и от мудрых богинь.