Артур Конан Дойл
Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2008, 2011
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2008
Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства
Быть Конан Дойлом
Можно сколь угодно долго рассуждать о вреде массовой литературы, бичевать дурновкусие публики и пугать всех приближающимся эстетическим апокалипсисом, а все равно твои дети и дети твоих детей начнут с того, что прочтут всего Дюма, Жюля Верна и Конан Дойла, а уж потом – кто в двадцать, кто в тридцать, а кто и на закате жизни – возьмутся за Джойса, Пруста и «Записки Мальте Лауридса Бригге». А если и не возьмутся – что ж, литература, искусство – только часть (лучшая или нет – можно спорить) жизни, мира; а мир, как всегда, куда больше нуждается в просто честных и порядочных людях, чем в профессиональных читателях. Массовая же литература, особенно та, что еще так не называлась и смело смотрела вперед, не боясь быть непонятой, не услышанной «широким потребителем», как раз и учит понятиям чести, порядочности, благородству. Учит как умеет – бесхитростно и часто безыскусно: на первом месте – интрига и крепко сбитые, запоминающиеся образы; а стиль, красота языка… этим ведь можно и пожертвовать, бог с ним. О’кей, соглашается массовый читатель, кому он нужен, этот стиль, мне – нет. Давай драйв. И писатель дает, все сильнее и сильнее веря, что успех – единственное мерило литературного мастерства, а сама литература – это шоу, только шоу и ничего кроме шоу.
I
Конан Дойлу с собой повезло: он не считал себя ни выдающимся, ни каким бы то ни было значительным писателем. Мастеровым – да, хорошим ремесленником от литературы, но не больше. Больше – это Вальтер Скотт, Эдгар По, Стивенсон – вершины. Учителя, основоположники жанров, в которых он попеременно работал и которые сделал сверхпопулярными: исторический роман, детектив, хоррор, мистика, приключения. Кроме того – фантастика, социально-бытовой роман, пьесы, путевые очерки, роман воспитания, драматургия, путевые очерки, автобиография, публицистика, труды по спиритизму; в семидесятитомном наследии Конан Дойла – четыре сборника стихов, военные хроники, пятьсот лекций на злободневные и военные темы, автопародии и даже либретто оперетты. Проблема, если это действительно проблема, а не обычное явление в искусстве, в том, что почти все это не пережило своего автора, а то и появилось на свет уже мертворожденным для литературы. Даже исторические романы, которыми Конан Дойл гордился и которые писал «для вечности», ничего нового в литературу не добавили – по сравнению с тем же Вальтером Скоттом. Самый любимый, «Белый отряд» («Я никогда не создам ничего лучше!»), выдержавший при жизни Конан Дойла пятьдесят переизданий и включенный в обязательную школьную программу по английской литературе, – и тот со временем канул туда же, куда канули произведения всех других, писавших «под» Вальтера Скотта.
Парадоксально, но самыми жизнеспособными оказались те вещи Конан Дойла, которым он сам явно не уготавливал вечности: сбегающиеся в циклы рассказы, повести о приключениях профессора Челленджера, бригадира Жерара, Шерлока Холмса. Последнего, принято думать, Конан Дойл с определенного момента невзлюбил (мы чуть позже немного поспорим об этом), полагая, что тот исковеркал ему литературную карьеру. Бедный Конан Дойл: в глазах миллионов нынешних фанов-«шерлокианцев» он всего-навсего литературный агент доктора Ватсона.
Задира и хвастун Челленджер; хвастун, рубака и любимец женщин Жерар; эстет, жаждущий приключений мысли, и тоже порядком хвастун Холмс – тип, хорошо известный в литературе и которого литературе не будет хватать всегда. Хвастовство – вообще очень важная черта характера, сюжетообразующая (да и, если уж на то пошло, вся литература в целом, любой созидающий акт, вся жизнь – это тоже род хвастовства: смотрите, что я могу). Но дело, конечно, не только в вызывающем улыбку образе хвастуна – несомненной удаче Конан Дойла; образ был бы неполон, если бы конандойловские герои не были способны на подвиг и не совершали его во имя… да чего угодно: науки, своей страны, победы над врагом. Самый главный робин гуд из них, разумеется, Шерлок Холмс: он идет на подвиг просто так, потому что бездействие вызывает у него глубокую депрессию. Все знают: для Холмса распутать преступление – это полдела, надо восстановить справедливость, а вопрос, платежеспособен ли клиент, вообще при этом не имеет никакого значения.