Однажды, когда он играл посреди реки, на моей шее, нас окружила целая стая больших позолоченных рыб, которые высовывали головы из воды, словно умоляли нас о чем-то. Аор бросил им горсточку риса, который всегда носил себе в мешочке за поясом. Они выказали живую радость и поплыли за нами до самого берега. При восторженных восклицаниях толпы я осторожно поймал одну из рыбок и подал старшему послу. Он поцеловал ее и велел покрыть ее новым слоем позолоты, а затем почтительно опустил ее в воду. Я узнал, что это священные рыбы Ирравади, которые живут только в этом месте реки и подплывают на зов человека, так люди никогда их не обижают.
Наконец, мы прибыли в Пагам, город, протянувшийся на четыре-пять миль вдоль реки. Долина дворцов, храмов, пагод, вилл и садов так поразила меня, что я остановился, словно хотел спросить своего магаута, не сон ли это. Он не меньше моего был озадачен и, погладив меня по лбу, сказал:
— Вот твое царство. Забудь леса и джунгли; теперь ты в мире золота и алмазов!
Действительно, это был волшебный мир. Тысячи храмов и пагод сверху донизу сверкали серебром. Буддизм пощадил памятники прежней религии, потому храмы отличались большим разнообразием. Это были массивные здания, одни приземистые, другие высокие, как остроконечные пики. На некоторых были огромные колоколообразные купола. Поверх часовни иногда виднелось большое белоснежное яйцо в золотой оправе. Длинные крыши, одна над другой, держались на резных столбах, вокруг которых извивались сверкающие драконы, и их чешуйки из разноцветного стекла казались драгоценными камнями. Другие крыши зеленого, синего, красного цвета, расположенные по этажам, постепенно уменьшаясь кверху, заканчивались золотым шпилем с хрустальной головкой, которая сверкала на солнце, как гигантский бриллиант. К некоторым из этих зданий вели лестницы в триста-четыреста ступеней, с ослепительно белыми террасами, выточенными как будто из цельного куска прекраснейшего мрамора. Казалось, целые горы были одеты белым кораллом и перламутром. На крышах и выступах многих строений виднелись чудовищные деревянные фигуры, покрытые позолотой и эмалью; они как будто стремились броситься в пространство. Причудливой фантазией и роскошью выделялись ажурные бамбуковые постройки изумительной работы. Мрачное величие больших черных монастырей в древнем стиле оттеняло блеск и богатое убранство современных зданий. Теперь от этого великолепия не осталось и следа; тогда же оно представляло волшебный сон, восточную сказку, воплощенную в жизнь искусством человека.
У городских ворот нас встретил царь со всеми своими придворными. Он сошел с лошади, чтобы поклониться мне. Затем меня проводили в особое здание, чтобы надеть церемониальный костюм, который царь привез в большом кедровом сундуке с инкрустациями, на самом красивом и нарядном из своих слонов. Но когда я появился в своем парадном облачении, я совершенно затмил моего роскошного собрата. Прежде всего, Аор меня вымыл и тщательно надушил. Потом меня покрыли длинными красными полосами, затканными золотом и шелком; они изящно драпировались на моем теле, не скрывая красоты моих форм и моей священной белизны. Голову мою покрыли тиарой из красного сукна, усыпанной крупными бриллиантами и великолепными рубинами. На лоб мне повязали девять ниток драгоценных камней: это священное украшение предохраняло от влияния злых духов. На переносице у меня блестел полумесяц из самоцветов и золотая пластинка, где обозначены были все мои титулы. К ушам моим были привязаны серебряные кисти чудной работы, а в мои ослепительно белые клыки продеты были золотые кольца с изумрудами, сапфирами и бриллиантами. Два больших щита из золота покрывали мои плечи; наконец, красная подушка была положена мне на шею. Я с радостью отметил, что и мой милый Аор облачился в белый шелковый саронг, расшитый серебром, надел тонкие золотые браслеты на руки и ноги и повязал голову тончайшей белой кашемировой шалью. Он тоже умылся и надушился. Аор был стройнее бирманцев; цвет лица у него был смуглее и глаза красивее. Он еще был молод. Когда я увидел, что для управления мною ему дали палочку, усыпанную жемчугами и рубинами, то почувствовал гордость и с любовью обнял своего друга. Ему предложили бамбуковую лесенку, по которой обыкновенно поднимаются на слонов и которую затем привязывают к седлу, чтобы можно было таким же образом спуститься. Я отбросил этот атрибут рабства, лег и вытянул голову так, что мой друг мог сесть, не потревожив моего одеяния. Затем я встал, такой гордый и внушительный, что сам царь был поражен моей осанкой. Он заявил, что еще никогда такой благородный, красивый, священный слон не охранял благополучия его империи.