— С нами Бог, — обратился Саломон к отряду. — Знайте это и ничего не бойтесь. Пусть девизом нашего сражения будет — «Арморика и свобода».
Должен ли он был сказать «Озисмия»? Идея Арморики как нации была пока в зачаточном состоянии… так что ж… надо эту идею вырастить и напоить собственной кровью.
Армориканцы издали радостный крик, враги же завопили от ужаса и разочарования.
В устье реки из моря торжественно вплыл парусник, преодолевая прилив. Длинные закатные лучи падали на его черный с красной полосой корпус и бушприт с позолотой. Корму украшала гигантская лошадиная голова. Казалось, римская кавалерия прискакала сюда прямо по волнам. Но корабль был не римский. Врагам показалось, что это корабль Иса, поднятый Немезидой со дна морского. Войдя в реку, он тут же протаранил несколько вражеских шлюпок. Катапульта, установленная на носу, работала на полную мощь. Залп ее уложил несколько человек из Эриу. Команда, соскользнув вниз по веревкам, перешла реку вброд и, выйдя на берег, построилась и двинулась на врага. Казалось, на них идет лес пик. Несколько человек, оставшись на месте, занялись уничтожением остальной флотилии.
И тут скотты дрогнули. Воины завопили, и слепой поток понесся к реке, к шлюпкам. Армориканцы пустились в погоню, нанося удары.
Хотя урожай и был велик, без потерь не обошлось. Даже будучи деморализованными, варвары, словно раненые звери, представляли большую опасность. Морякам, оставшимся на корабле, пришлось здорово поработать, так как скотты старались выкарабкаться на борта. В конце концов, примерно две трети из оставшихся в живых врагов сели в шлюпки, взялись за весла и исчезли.
Ничего, подумал Саломон. Дома они расскажут о случившемся, и это надолго отобьет у них охоту к дальнейшим авантюрам. Аудиарна спасена, а народ обрел надежду на будущее. Он вытер меч и вложил его в ножны, а потом воздел руки и, не сходя с седла, вознес хвалу богу войны.
Над кромкой океана приподнялись тучи, и закатное солнце Осветило небосвод, выложив на нем узор из разноцветных слоев — сначала цвета пламени, потом растопленного золота и, наконец, дымно-фиолетового. С востока тем временем наступала ночь. Огромная луна поднималась над темными деревьями и крепостными стенами. Над головой небо сохраняло пока зеленоватый оттенок. Там, в высоте, летела на ночлег стая бакланов. Тихонько плескалась вода в реке. Ветер притих, а в воздухе посвежело.
Перед сном Саломону предстояло много работы. Сначала — разместить и накормить людей, позаботиться о лошадях. Заняться ранеными. О мертвых тоже надо позаботиться. Павшие скотты могли и подождать. На следующее утро их похоронят в общей могиле. Армориканцев же надо было уложить рядом друг с другом, выставить охрану и привезти домой.
Поблагодарить людей, похвалить, утешить, помолиться вместе с ними. Допросить пленных. Было их около дюжины. На вид они казались вполне здоровыми, поэтому из предосторожности их связали. Они сидели на притоптанной траве возле реки, стреноженные, с заведенными за спину и связанными руками. Лица выражали немой протест. Охранявшие их люди устало опирались на копья. «Бреннилис», стоявшая в устье, казалась скалой, блокирующей выход в море.
Саломон подошел к пленным вместе с Эвирионом, знавшим их язык. — Я даже и не знаю, какую информацию можно от них получить, — сказал он, — да и скажут ли они что путное. Но Грациллоний придает этому большое значение.
Не успел шкипер объяснить, кто такой его молодой спутник, как один из пленных неуклюже приподнялся. Для воина он был уже не молод: седые редкие волосы на голове, почти белая борода. К давним шрамам прибавились глубокие раны и ссадины, полученные в сегодняшнем бою. Порванная туника висела на худом теле, однако на шее и руках поблескивало золото. В лице его было что-то ястребиное.
— Неужели это он самый? — сказал он на латыни. Слова эти, произнесенные с легким акцентом, и само построение фразы прозвучали, как музыка. Он улыбнулся щербатым ртом. — Сражались вы замечательно. Не стыдно и потерпеть поражение от такого, как вы.
Изумленный Саломон невольно спросил:
— Кто вы такой?
Покрытое шрамами лицо выразило обиду.
— Недостойно смеяться над человеком, попавшим в беду. Боги осуждают это.
Верания, вспомнил он, говорила, что варвары не такие уж дикие звери, как принято считать. Очень может быть, что они когда-нибудь придут к Христу.
— Прошу прощения, — ответил Саломон. — Вы так меня измотали, что я не помнил себя.