Теперь они словно казались на открытом продуваемом всеми ветрами пространстве одни – одинешеньки.
– Что будем делать? – спросил Сафа у Макса.
– Не знаю, но оставаться здесь нельзя. Надо уходить отсюда, – ответил тот, стуча зубами.
Куда идти? Вверх отпадает. Там брошенный капитанский мостик с выбитыми иллюминаторами, и там их очень быстро найдут. Внизу бродит Визг. Оставаться нельзя, погибнем. Им дали неправильную задачку, не имевшую ответа.
– Надо за полковником идти, – сказал Макс. – Без него пропадем.
Они двинулись обратно, но их остановил донесшийся с кормы громкий вой, на этот раз не пилы, а судя по всему огромной собаки.
– Собака Кантерсельфа! – в ужасе они были едины.
Когда они пятились, прижимаясь к комингсу, Макс шепотом пояснил, что совсем необязательно идти за Никитосом след в след.
– Никитос в машинное отделение будет пробираться. Мы можем спуститься самостоятельно и встретить его там.
Легко сказать самостоятельно. В принципе Сафа представлял себе, где находится машинное отделение. В самом низу корабля. Так что достаточно спускаться, пока есть ход вниз, и не промахнешься. Но в таком случае придется как-то миновать хозяйство Визга!
Во всем виноват Макс, понял Сафа. Если бы этого козла забрали на час позже, все было бы нормально. Сека бы их вывела. Нет, этому невезучему по жизни приспичило, чтоб его забрали немедля. Торопился он на вахту. Сафа примерился, чтобы дать ему локтем, гаду такому, как вдруг тот спросил:
– Ты маму видел? А Женьку? Плачут, наверное.
Чувствовалось, что он заплачет сам. Сафе уже не хотелось его бить, убить хотелось на хрен.
– Не ной! – сказал он грубо. – Выберемся.
– Ты смелый! – уважительно сказал анналист.
Ага, такой смелый, что штаны не мешало бы поменять и уже не в первый раз, подумал Сафа.
Трап они нашли почти сразу. Выглядел он подозрительно, и от него за версту разило опасностью. Трап покрывал толстый слой пыли, давно и никем не нарушаемой.
Этим путем предпочитали не пользоваться. Почему?
Внизу горел одинокий слабый фонарь, делающий окружающий мрак еще более непроницаемым. Хоть наверху было не жарко, снизу еще более ощутимо дохнуло ледяным воздухом, сыростью, промозглостью, так что подростки как по команде поежились.
Сафа окончательно решил не соваться туда, когда из-за комингса косолапо выступил матрос. При виде беглецов он разинул необъятную пасть и нечленораздельно заорал, похоже, он не умел говорить. Ответом ему стал ответ из нескольких таких же полуживотных глоток. Со всех сторон загрохотали быстро приближающиеся шаги.
Сафе ничего не оставалось, как скользнуть по трапу вниз, таща за собой Макса.
Пыль настолько слежалась, видно, копилась никем не тревожимаемая годы, что напоминала войлок. Ноги проделывали в этом слое сквозные дыры. Сафа поскользнулся и поехал на спине, вызвав настоящую лавину. Он понял, что сейчас их поймают, и почувствовал равнодушие, потому что на этот раз точно ничего не мог предпринять.
Однако прошла долгая минута, пять минут, матросы ходили поверху, просовывая в люк свои тупые рожи, но, не рискуя последовать за беглецами, и он уже догадывался почему, злясь на себя за свою догадливость.
38.
Очень скоро Никитос догадался, что Прыг-скок их куда-то целенаправленно гонит. В голове мелькнуло слово, правда, больше приспособленное для скота – загон. Прошло какое-то время, и Никитос окончательно запутался в хитросплетении узких извилистых коридоров и бесчисленных переборок.
Единственное, что он понял, Прыг-скок загоняет их в носовую часть корабля.
Насколько он помнил, Визг тоже хозяйничал на баке, впрочем, палуба осталась наверху, но твердой гарантии безопасности это не давало.
Шансы на спасение таяли на глазах. Без лишней скромности Никитос считал себя сильным человеком. В кулачном бою он еще не встречал себе равных. До Прыг-скока.
Этот боров заставил его пересмотреть взгляд на мир. Лишь титанические усилия не позволили Никитосу погибнуть в первые же минуты схватки. Это стало уроком на всю жизнь, могущую оказаться совсем короткой, если бы он вздумал еще минут пять подраться с проклятым псом.
Матросов в отсеках встречалось меньше, но в узких проходах негде было укрыться, и пару раз его основательно зацепило. Марина на ходу намотала быстро набрякшие тряпки.
Самое хреновое, что они не могли остановиться для передышки. Стоило замедлить ход, как Прыг-скок начинал палить им в спину. Им оставалось только бежать. Куда?
В загон.
Совсем худо стало тогда, когда, укокошив жутковатого вида дауна, он не обнаружил у него боеприпасов. Прыг-скок приближался, грозя вот-вот показаться из-за поворота. И подозрительно было то, что спереди никто не маячил. Никитос понял, что организация загона входит в завершающий этап.
Оглядевшись, он обнаружил на потолке люк доступа к кабельной разводке. Никитос подпрыгнул и пудовым кулачищем вышиб его ярусом выше. Сквозь обрывки проводки высунулась морда корабельной крысы, отличавшейся от обычной длинным как у таксы корпусом.
Первой он подсадил Марину, несмотря на отчаянное сопротивление последней. После Какафона и Кичу. Кича передвигался тяжеловато для человека, которому больше не мешали яйца. К тому же если не везет, так до конца. Испуганная визгом женщины, крыса сначала убрала голову в гнездо из порванных проводов, но потом оклемалась, и когда Кича лез, вцепилась ему между ног зубами, привыкшими грызть металлические жилы проводов, видно ее прельстил идущий оттуда живописный запашок.
Кича пулей вылетел наверх и катался по полу, стряхивая с себя кусающееся чудо.
– Чего щеришься? – грубо спросил Какафон, хотя Марина и не думала радоваться чужому горю.
Пользуясь отсутствием Никитоса, он показал ей складной нож, пригрозив:
– Вздумаешь нажаловаться полковнику, получишь перо под ребра!
После чего прижал ее к стене и жадно обшарил, воровато посматривая по сторонам.
Марине было противно и страшно, ее спасло появление Никитоса. Едва он показался, как Какафон отскочил и сделал вид, что ничего не произошло.
Никитос резво подтянулся и вовремя, чтобы не быть срезанным очередью, выпущенной Прыг-скоком в упор. Тот еще некоторое время не мог успокоиться и поливал наугад.
Пластиковый пол бугрился и трескался, словно под ним извивалась змея. Некоторые пули прошили ярус насквозь, не задев никого лишь по счастливой случайности.
Оказывается, и на Черном корабле бывают такие. Ребрий обратил внимание на странное поведение Марины, женщина стояла вся пунцовая, но списал это на ситуацию в целом. У него и в мыслях не было, что он спасает не тех людей.
На этот раз они двинулись в носовую часть.
Марина двигалась как во сне. С самого начала она постеснялась рассказать, насколько паскудные это ребята, ей помешала ложная женская скромность, а теперь было поздно. Она корила себя за то, что подспудно подставила под удар Ребрия.
Она чувствовала исходящую от нежеланных спутников скрытую угрозу. Они выжидали момента, но она не знала, как и главное, что сказать Никитосу. Весь этот типично женский сумбур в мыслях заставлял ее действовать невпопад.
Вскоре они оказалась под световым колодцем, соединяющим несколько ярусов и выходящим наружу между носовой и кормовой надстройками в виде стеклянного купола с ажурной арматурой. И чуть не полегли все разом, угодив под длиннющую очередь.
Подростки кинулись под защиту лестницы, не забыв, походя оттолкнуть Марину, и она как клуша повалилась и неминуемо бы погибла, если бы полковник не рисканул в очередной раз шкурой и вынес ее из-под огня.
Стрелявший Прыг-скок издал торжествующий вопль, от которого кровь застыла в жилах, и, спрыгнув через три яруса, ухватился за перила. Они заскрипели и накренились, но выдержали. Прыг-скок мощно вскинул тело и стал вылезать – громада мышц в панцире из торчащей пучком щетины, когда Никитос ногами отдавил ему пальцы и взревевшего от боли отправил парой ярусов ниже. От злости он покрушил там мебель, потом внезапно исчез.