– Фуа де гра! Обслужить! – высокомерно произнес Визг, он явно кого-то копировал, и громко пернул.
Тут Сафу прорвало, и он хихикнул. Визг тотчас уставил на него единственный глаз.
– Ты вместо меня! – сказал он грозно.
– Что значит вместо тебя? – пролепетал Сафа, побледнев.
– Я устал! Визг будешь ты! – он уставил на него скрюченный палец. – Пилой здесь и здесь! – он провел изуродованным очень острым ногтем по лицу и руке Сафы.
– Почему я? Не хочу! – в ужасе проговорил Сафа.
– Я тоже не хочу! Пять лет – Визг! – циклоп стукнул кулаком себя в грудь.
Не смотря на то, что урод не мог изъясняться членораздельно, Сафа понял его.
Волосы зашевелились у него на голове, когда он воочию представил, что безобразный урод некогда был абсолютно нормальным человеком и тоже отнекивался перед предыдущим Визгом. Пока тот не схватил его и не отсек ему половину головы.
После чего его выходили, и он пять лет исправно служил на корабле убийцей и пугалом.
Визг вскочил, опрокинув стул, и расставил грабли.
– Визг! И там! Там! – он тыкал пальцами в темные витринные стекла.
Лицо у него было победоносное, чувство превосходств над остальными так и сквозило. Зато когда он изображал тех, кто снаружи, он плаксиво морщил изуродованное лицо, делал ручки домиком, нарочито тонко причитал:
– Визг! Боюсь! Боюсь!
– Не буду! – замотал головой Сафа, хмелея от собственной храбрости.
В невероятном изумлении Визг оборвал свою оду насилию и уставился на него.
– Визг? – неуверенно спросил он, словно не веря, что можно отказаться от столь великодушного предложения.
Сафа помотал головой.
– Визг! – на этот раз грозно проговорил циклоп, наклонившись вперед и сжав до хруста пудовые кулаки.
Сафа поднялся из-за стола, стараясь не делать резких движений.
– Знаешь в чем прикол? – спросил он, Визг не знал. – Ты забыл свою пилу в каюте!
Взбешенный Визг кинулся на него, но Сафа был готов к этому и, сдернув со стола чудом сохранившиеся обрывки скатерти, накинул ему на голову. Когда он отскочил в сторону, Визг, продолжая движение, протаранил армированное витринное стекло.
Стекло выдержало, Визг же вообще удара не почувствовал! Напрасно Сафа надеялся, что он потеряет равновесие и отключится хоть не надолго.
Визг сорвал с себя покрывало и без прелюдий кинулся его ловить. Двигался он стремительно как барс, Сафа, вспомнив добрым словом Коляна, учившего его азам уличной драки, кошкой уходил из-под ударов, заставляя Визга накручивать лишние метры. Но Визг учился на лету, и стал работать на опережение.
Сафа рванулся к выходу, и Визг подсек его как опытный рыбак подсекает рыбу.
Подросток поехал пузом пол ковролину. И Визг почти схватил беглеца, но его что-то отвлекло. Громовой удар сотряс корпус корабля.
Судно резко наклонилось, ложась на другой галс. Это Сыромятников повис на румпеле! Так как Визг стоял, то оказался в более неустойчивом положении, чем Сафа.
Сафа успел вцепиться в металлическую пластину, скрепляющую ковролин, а сорванный с места чудовищной силой Визг, совершил над ним кульбит и, беспорядочно кувыркаясь, полетел вглубь ресторана, обгоняя сорванные с места столы и стулья.
Дальняя стена остановила его падение. Он пытался встать, когда на него обрушился град разнокалиберных предметов. Издавая животные крики, Визгу удавалось некоторые время их отбивать, пока долетевший к нему из дальнего угла раздолбанный рояль буквально не смел его с места и припечатал к стене. Очень скоро Визга с головой скрыла гора всевозможных предметов меблировки и кухонной утвари.
Судно стало выравниваться, это был тот момент, когда Сыромятников уже был в печи.
Сафа воспользовался моментом и где на четвереньках, где бегом, спотыкаясь и падая, устремился прочь.
40.
Марина лежала с вялыми, словно у куклы руками и ногами, не имея возможности двинуться, и Никитосу не понравилось, как Какафон смотрел на нее. Ему показалось, что подросток плотоядно смотрит на нее как на женщину.
– Бедная, что ей пришлось перенести, – Какафон наигранно вздохнул, и Никитос забыл о своих подозрениях.
Он был занят тем, что копался в рундуке. Вскоре он нашел моток крепкого пенькового трала.
– Что ты собираешься делать? – обеспокоено поинтересовался Какафон, у него было нехорошее предчувствие, что через эту бабенку и они поимеют кучу неприятностей, надо было бросить ее в каюте, все равно не жилец, а перед этим не мешало бы отдуть.
Никитос привязал на конце каната найденную гантель, видно матросик качался в свободное от вахты время, повесил канат на плечо и сказал:
– Из каюты никуда не уходите, я пойду за лекарством.
Кича хотел возмутиться, но Какафон успел пихнуть его в бок.
Никитос подумал и добавил:
– Впрочем, вы можете спасаться самостоятельно. Хоть я не видел шлюпок, но они должны быть. Спускайте бот на воду и плывите. Кто-нибудь подберет.
Он раздраил иллюминатор, впустив в каюту пронзительно холодный бриз, наполненный плеском волн и солено йодистым запахом невидимого во мраке моря. Казалось, что из иллюминатора в каюту проникла и стала распространяться темнота. Организм отчаянно сопротивлялся, ему не хотелось лезть из тепла в эту черную дыру.
Никитос пересилил себя и разом высунулся в иллюминатор по пояс. Его обдало солеными брызгами, но это совсем не означало, что выбранная каюта находится низко над ватерлинией. Море штормило. К тому же корабль шел не менее 30-ти узлов, вспарывая носом волну.
Никитос протащил вслед за собой моток. Между ним и верхней палубой располагались четыре ряда иллюминаторов. По всему выходило, что ему надо метнуть гантель метров на 14-15.
Он стал раскручивать гантель, понемногу распуская моток. Вскоре у него в руке оказалась более чем 10-ти метровая праща. Последним усилием он послал ее в направлении верхней палубы.
Первая попытка оказалась неудачной. Гантель ухнула вниз, едва не раскроив ему темечко. Он успел увернуться. Грузило плюхнулось в воду. Он вытянул его обратно и возобновил попытки. Намокший канат стал тяжелее. Никитос поднапрягся и раскачал его даже быстрее, чем в первый раз.
Ему повезло, и импровизированная "кошка" свалилась за леера верхней палубы. Он подергал, канат не поддался. Оставалось надеяться, что он выдержит его вес. В противном случае ему однозначно суждено стать утопленником. Но и другого пути пробраться наверх он не видел. Ярусы кишели матросами и спецмоновцами.
Взявшись за канат, он вылез из иллюминатора полностью, встав ногами на поребрик.
И моментально вымок до нитки и замерз. Канат был мокрый и скользкий. Все было против него. Он наплевал на все условности и полез вверх, переложив вес на одни лишь руки.
– Будешь ее? – спросил Какафон у дружка, кивнув на раскинувшуюся в беспамятстве женщину, едва Никитос исчез за бортом.
Кича истерично замотал головой, схватившись за причинное место, ему было не до этого.
– Может, дадим деру? – предложил он.
– Обязательно. Только приложу этого гада! – мстительно сказал Какафон.
Он втащил в каюту конец канта через иллюминатор, и по его команде они вдвоем с подельщиком изо всех сил потянули его. Канат резко притянулся к борту и защемил руки Никитоса, который и так немного подустал. Маневр оказался совершенно неожиданен для него, и, обдирая руки, он пролетел метров пять вниз. Едва начав сползать, он мгновенно утратил контроль над мокрым и скользким как угорь канатом.
На одной силе воли ему удалось затормозить падение в бездну.
Просунув между канатом и бортом плечо и таким образом создав зазор, он почти заново начал свое восхождение.
Поняв, что первая попытка угробить полковника не удалась, Какафон методично приступил ко второй. Привязав конец к швабре, он раз за разом отодвигал канат на сколько возможно от борта, чтобы затем с силой припечатать его обратно.
Никитос не понимал, что происходит. Его несколько раз основательно приложило о борт, руки, разодранные о выскальзывающий канат, сделались липкими от крови. Он списал все на шторм. Справиться с ситуацией удалось, когда он полностью изменил тактику восхождения. Для этого пришлось упереться в борт ногами. Ему удалось уменьшить болтанку, его перестало бить о борт, и он споро двинулся вверх.