Нервы и ощущения были обострены до предела. Никитос насторожено ветел головой, но нападавших все же не углядел. В тесном коридоре хлестнула очередь, которая по идее и должна была оборвать его бренное существование, если бы не зип.
Стрелявший не подозревал, что в сумке, которую Никитос закинул за спину, может находиться нечто, что в состоянии остановить автоматную пулю. От сильного удара Никитос полетел на пол. Пули продолжали крошить переборку.
У него не было оружия, чтобы ответить, он ногой нащупал дверь ближайшей каюты, выбил легкий замок и нырнул внутрь. Стрельба разом стихла. Опытные бойцы экономили боеприпасы.
– Полковник, сдавайся! – раздался зычный голос, который он узнал.
– Хлыстов, ты? Чувствуется умелая рука в организации преследования и засады!
– Не заговаривай мне зубы, полковник! Сдавайся! Выходи с поднятыми руками и ложись на пол!
Они не уверены, есть ли у меня оружие, догадался Никитос. Это плюс. То, что его блокировали, это минус. Оставался единственный путь – через иллюминатор. Он обыскал каюту и в рундуке нашел прочный канат, спасжилет и опять гантели. Ему повезло, что опять попался спортивный матрос.
Он снова смастерил самодельную кошку, привязав трос к гантели морским узлом.
Когда распахнул иллюминатор, воздух показался ему гораздо более стылым, чем в первый раз. Лезть наружу не было ни малейшего желания, одежда еще не успела высохнуть с первой вылазки. Да и предчувствие было нехорошее, а он привык доверять своему предчувствию.
Когда он полез наружу, выяснилась первая неприятность. Спасжилет в иллюминатор не проходил, и от него пришлось избавиться. Это было непринципиально. Зачем он ему нужен? Чтобы его замерзший труп не утонул? Ведь до утра в холодной воде ему не дотянуть.
Процедура повторялась. Высунувшись по пояс, он методично раскручивал канат, пока в верхней точке гантель не достигла леерного ограждения тремя ярусами выше. На этот раз все получилось с первого раза, и самодельная кошка сразу намоталась на леера, что Никитоса однако не обрадовало. Плохо, когда все идет как по маслу.
Жди беды.
Он подергал трос, проверяя прочность, заодно зорко поглядывая, не привлекли ли его действия постороннего внимания. Ведь если наверху прочухают, кто лезет к ним в гости, его снимут с одного выстрела.
Грозно шумело море, корабль вскидывался на волне, но наверху все было тихо, и тогда Никитос выбрался наружу и повис на канате. Канат ощутимо раскачивало, это его и спасло. Услышать подкрадывающегося врага в общем шуме он не мог, но когда его качнуло в очередной раз, он увидел неясно колыхнувшуюся тень в соседней каюте.
Времени в запасе не оставалось, брать его живым, когда он раскачивался на веревке отличной мишенью, никто бы не стал. Посему он при обратном движении резко оттолкнулся от борта и нырнул обеими ногами обратно в каюту, из которой только что выбрался.
Противник, догадавшийся, что его маневр разгадан, разразился длинной очередью сквозь переборку. Она оказалась деревянной, во все стороны полетели щепы, в которых затерлись свинцовые шершни.
На выроненном полковником зипе ярко разгорелась алая точка. Никитос, побоявшийся, что от попадания мозги в хитрой машине переклинило, и она сейчас опять напустит на него очередную напасть, дотянулся и резко выкрутил верньер. Не успела кнопка погаснуть, как из соседней каюты раздался душераздирающий вопль, и стрельба разом стихла, будто подавившись.
Никитос нарочно шумнул, но стрелок никак не среагировал. А должен был. Для того, чтобы прищучить полковника оставалось пол-очереди, а он не прищучил. На жалельщика из органов красного креста он походил мало, так что, скорее он не прищучил его, потому что не мог. Не имел физической возможности.
Никитос сел по-турецки, подтянув к себе зип. До этого он имел мало времени, чтобы как следует его изучить. Теперь же, он чувствовал, тот самый момент пришел.
На панели имелась пара десятков верньеров, украшенных светодиодами. Никитос повернул зип лицевой панелью к двери, и на нем тотчас зажглись 7 светодиодов. 6 справа, и лишь один крайний левый.
Никитос покрутил один из правых верньеров, в зависимости как он крутил по часовой или против, лампа то разгоралась, то тухла. Когда она разгорелась наиболее сильно справа кто-то влупил ослепительную длиннющую очередь, и Никитос поспешил прикрутить лампу. Стрельба как по команде стихла. По команде! Полковник нашел ключевое слово.
– Послушай, сержант, не хотелось бы лишней крови! – крикнул он.
– С каких пор полковник боится проливать кровь? – издевательски крикнул Хлыстов в ответ.
На прозвучавшие с трапа шаги сержант с бойцами ощетинились умхальтерами, но это оказался Счастливчик.
– Нашему полку прибыло! – обрадовался Хлыстов, но Счастливчик прижал палец к губам.
– Совсем необязательно, чтобы он знал обо мне. Полковник там?
– Как курица на гриле, – подтвердил сержант. – Синицын пробрался в соседнюю с ним каюту, так что он носа высунуть не может.
– Тогда нечего тут прохлаждаться! Идите и принесите мне его голову! – холодно сказал Счастливчик.
– Легко сказать – принесите! Это же полковник! Он просто так не дастся! – возмутился Хлыстов.
– А так дастся? – Счастливчик приставил к его голове пистолет. – Давай двигай, пока я тебе башку не прострелил, вояка!
– На берегу ты по-другому говорил. Каждому по лимону зеленых, табуны целок. Какие сладкие песни пел. Не надо было тебя слушать. Рванули бы с тем, что успели хапнуть.
– Не надо было, – легко согласился Счастливчик и щелчком отвел боек. Теперь от выстрела его отделало легко движение.
Сержант с шумом сглотнул слюну и крикнул своим:
– Чего расселись, девочки! Пошли вперед, уроды!
Когда пятеро бойцов опасливо двинулись по коридору, готовые залечь при первой опасности, Счастливчик подтолкнул сержанта дулом пистолета.
– Замыслил отсидеться? Не выйдет! Давай, ты тоже двигай! И не вздумай дурку валять, ты у меня на мушке, пристрелю!
У сержанта не было причин ему не верить. Счастливчик явился без своего обычного сопровождения, и он очень сильно сомневался, что Шкот, Мормышка и Жиртрест пьют кофе в кают-компании.
Он двинулся за остальными, и они успели пройти половину пути, когда опять заговорил полковник:
– Мужики, ей богу, не хочу вам зла! Дайте мне уйти, и я вас не трону!
Как же, дайте уйти. Они оглянулись на красноречиво целившего в них Счастливчика.
– Сдавайся, гад! – крикнул Хлыстов в злобе на весь мир, который его так изуверски подставил.
И тут началось.
Первым умер Треплев, который прикрывал противоположный конец коридора и на свою беду оказался ближе к активизированному зипу. Боец с воплем побежал к ним навстречу. Казалось, что он геройски бросился на штурм, и жаждет первым достигнуть каюты, где затаился опальный полковник.
Однако он добрался только до половины пути, скакнул на стену точно слепой и рухнул замертво, оставив на стене обширное алое пятно, от которого они некоторое время зачаровано не могли отвести глаз.
Бойцы попятились.
– Куда, суки! – процедил сержант, и тут началось страшное.
У Смышляева, оказавшегося в первом ряду, из- под корней волос на голове вдруг выступила кровь. Из-под всех корней. Сколько их там. Несколько тысяч? Хоть кровь выдавилась в микроскопическом количестве, голова Смышляева в миг словно покрылась огненными муравьями.
Когда он повернул лицо, белки глаз исчезли под слоем крови. Боец уронил умхальтер и двинулся на них. Этого хватило, чтобы они кинулись наутек, но убежать не смог никто.
Странная мгновенная эпидемия поражала их одного за другим. Корчась от дикой боли, они складывались пополам, словно кланяясь оторопевшему Счастливчику и замертво падали на пол. Вскоре коридор перегородили конвульсирующие тела. Счастливчик попятился.