Он помог им подняться.
– А мы? – буркнул Какафон.
– Их нельзя бросать! – поддержала Марина, после спасения ставшая великодушной и забывшая все обиды.
Никитос раскрыл сумку и, найдя на зипе две слабо фосфорицирующие лампы, добавил им яркости. Подростки словно отлипнув, сорвались с места и попадали от неожиданности. Никитос помог им подняться.
– Куда она вас вела?
Но подростки лишь угрюмо косились на него.
– Чего ж вы молчите? – накинулась Марина. – Она сказала, что здесь есть лодка.
Она привязана к штормтрапу.
– Вперед! – скомандовал Никитос.
Так как "простоквашинцы" до сих пор еле передвигали ноги, полковник взял их под мышки и бегом припустил по шканцам. Марина едва поспевала за ним.
Подростки зло зыркали друг на друга. Что касается Какафона, то он почувствовал несусветную злобу на мента поганого. Ведь он не просил его спасать. То, что он пытался его убить, но не получилось, только добавляло ему злости. И почему придуркам так везет. Ничего, я тебя приговорю, решил он, изловчась и доставая из кармана свой ножик с 5-аснтиметровым лезвием. Он убил бы полковника на ходу, но не мог вытащить лезвие, так как полковник зажал ему одну руку.
– Ничего, пацаны, сейчас будем на месте! – успокоил Никитос по- своему истолковав его ворочанья.
Достигнув штормтрапа, он опустил подростков на палубу, самому пришлось повозиться с леерным заграждением. Кто-то прикрыл калитку. Хоть лодку он пока не видел, но слышал, как она шкребется о борт. Он так был рад этому, что совсем потерял осторожность. Эх, полковник.
Оказавшийся на ногах, Какафон растер затекшие руки и без промедления раскрыл свой ножичек. Марина в последний момент заметила блеск стали и уже открыла рот, чтобы закричать, но не успела. Какафон пихнул ее ногой, и она полетела по железной лестнице на нижний ярус. Почти сразу она ударилась головой и потеряла сознание.
– Где Марина? – спросил Никитос, не понимая, куда могла подеваться женщина.
Какафон, ощерясь для храбрости, проткнул ему грудь. Развитая грудная клетка сыграла с полковником дурную шутку. Нож свободно разрезал межреберные мышцы и хоть и был всего 5-ти сантиметров длины, достал до сердца.
Боли Никитос не почувствовал. Сердце его продолжало ровно биться, с каждым ударом нанизываясь на лезвие все глубже и нанося себе все более сильные раны.
Никитосу казалось, что он почти мгновенно оторвал руки от лееров и отбил удар.
На самом деле сознание посумрачнело, он тихо опустился на палубу, и лишь руки его продолжали дергаться, но все слабже.
Сильный свет ослепил его, и он был вынужден закрыть глаза, чтобы не ослепнуть.
Жив все-таки, обрадовался он. И чего это они на меня кинулись? Неплохие вроде ребята.
– Ну, чего разлегся, летеха? – раздался возбужденный голос.
– Вообще то, я давно полковник! – недовольно заметил он.
Палуба исчезла непостижимым образом, уступив место голой скалистой земле. Над ним стоял солдатик-первогодок и протягивал руку. Никитоса как током ударило, и он руку отдернул.
– Ты ведь убит, Ситников!
– Ссышь летеха? – усмехнулся тот.
– Ничего подобного. Я тебе тогда это доказал!
– Когда это тогда? – усмехнулся тот, можно было сказать, в усы, но усов у первогодка не было, только впалые мальчишеские щеки.
Такие и остались. В гробу он смотрелся совсем мальчиком – восьмиклассником. Весь его первый, в полном составе погибший взвод состоял из таких. Он сам их укладывал в цинки, но теперь весь взвод вышагивал, заскорузло ерзая по скалистым отломкам штурмовыми ботинками. Пацаны нетерпеливо оглядывались на него, махали руками и все это молча. Только камни осыпались под тонкими мальчишескими ногами.
– Ну, чего ты, летеха? Пошли! – обиженно протянул Ситников.
Никитос уцепился за протянутую руку и рывком встал. На нем вновь была лейтенантская форма. Его взвод, его первый взвод удалялся в какую-то осеннюю хмарь, и он припустил за ним.
– Сдох! – констатировал Какафон. – Надо сбросить его в море!
– На фига? Испачкаемся только, он и так готов, – возразил Кича.
– Надо сбросить! – напирал Какафон. – Желаю, чтобы он вообще исчез с поверхности земли.
– Так ту и так не земля! – пробурчал подельник.
Вдвоем они с трудом подняли Никитоса и только стали переваливать через леера, как сзади кто-то громко по лошадиному фыркнул, и они с испугу уронили труп.
– Дяденька, это не мы! – крикнул Какафон на всякий случай, еще даже не видя, кто это.
Прыг-скок молча обозрел их. Из одежды на нем сохранились только брюки, да и то порванные во многих местах. Насколько было видно, он был покрыт густым черным мехом.
Ужас обуял "простоквашинцев" настолько, что они пинали труп Никитоса, крича, чтобы он встал и защитил их. Прыг-скок коротко тявкнул и что-то выронил из руки.
Это были два широких кожаных ремня с петлями на концах.
Хоть Сека с Сафой целенаправленно искали Макса, первым его нашел Счастливчик.
Что-то неправильно повернулось на этом Черном корабле, и силы зла стали одерживать одну кровавую победу за другой. Погиб полковник Ребрий. Счастливчик нашел Макса. Теперь он зловеще курил, глядя на мальчика, а того со страху понесло, и он рассказал все. Как наткнулся на процессию подростков во главе с Марж, несущую женщину в беспамятстве. Как Визг бросился в погоню за Марж. Как Какафон убил Ребрия. Лишь в этом месте Счастливчик хмыкнул.
– Пацан завалил нашего крутого полкана! – заметил он. – Позор всем вооруженным силам! Но все равно приятно.
Неожиданный шум на верхнем ярусе заставил его инстинктивно пригнуть голову.
– Он катается! – проговорил Макс, когда источник шума удалился.
– Веселый рейс! – резюмировал Счастливчик, осмелев.
Макс приободрился, но словно заметив, что его собеседника перестало трясти, Счастливчик насупил брови и достал пистолет.
– Что вы собираетесь делать? – в ужасе Макс не сводил с умхальтера взгляда.
– Ничего особенного, – нарочито равнодушно пожал плечами Счастливчик. – Засуну сейчас эту штуку тебе в рот и спущу курок.
– Но я ведь умру! – прошептал Макс в немыслимом ужасе.
– Конечно. Причем проделаешь это омерзительно. Пуля разорвет тебе язык, продырявит небо. Это очень больно, наверное, но ты даже не сумеешь закричать, потому что рта у тебя тоже не будет.
– Дяденька, не делайте этого! – попросил Макс.
– Назови хоть одну причину, по которой я не могу тебя убить! И встань по стойке смирно, все- таки офицер с тобой разговаривает. Мне присвоено внеочередное звание полковника. Но пока был жив настоящий полковник, чтоб ему в аду гореть, меня как-то напрягало, что я занимаю чье-то место. Теперь словно груз с души упал. Легко мне стало. Ты меня понимаешь?
Макс понимал и горячо его в этом заверил. Он вспомнил одну из книг Вениаминова про судебного психиатра, попавшего волею судьбы в заложники к укуренным сумитам, так тот подтвердил все, что требовали бандиты. Все, вплоть до самых ужасных вещей, которых никогда не совершал. И остался жив. А Макс Вениаминову верил, поэтому призвал на помощь всю свою силу воли и рассудительность и стал действовать как его любимые герои. В голове вертелись дурацкие посылы критиков, никогда особенно не любивших Вениаминова за его вроде не жизнеподобные книги, не имеющие точек соприкосновения с действительностью. Их бы на Черный пароход!
Единственное, что не удалось обуздать Максиму, так это собственный мочевой пузырь. Он уже давно стоял в мокрых штанах и, несмотря на это, что к нему вернулась способность соображать, продолжал ЭТО делать и дальше.
– Что же ты замолчал? – отеческим тоном, так хорошо знакомым Сафе, спросил Счастливчик. – Продолжай! Почему я не должен тебя пристрелить как собаку?
– Потому что я знаю, как спастись! – выпалил Макс. – С этого корабля можно сбежать! – он увидел, как загорелись глаза Счастливчика, и уже собирался все выболтать, но вовремя прикусил себе язык.
Э, нет, если я ему расскажу про лодку, которая болтается буквально в нескольких метрах отсюда, ему ничего не помешает убить меня. На спасителя он мало похож, а свидетели ему не нужны.