– Почему ты пошла со мной? – спросил Прыг-скок и, не стесняясь девушки, шумно и довольно успешно проковырял носовую пазуху.
– Потому что я ненавижу Секу! Она всегда хотела быть чистенькой. Притворялась, тварь, чтобы парня у меня отбить. Ненавижу. Я всегда хотела ее убить, так что цели у нас совпадают.
– Узнаю людей.
– А почему ты сам хочешь ее убить?
– Это не мое желание. Мне приказано убить Секильду.
– Секильду? Ты назвал ее Секильдой? – Марж зашлась от смеха, она сучила ногами, в ее смехе слышались истеричные нотки, и возможно они могли бы кого-нибудь побеспокоить, если бы присутствовавший при разговоре человек в синем комбинезоне не лежал у них под ногами со свернутой шеей.
– Она разве не сказала, как ее зовут?
– Когда ее принесли Живому, она только смогла вымолвить, что ее зовут Сека.
Притворялась, дрянь!
– Она не должна была вернуться из того места, откуда вернулась. Я здесь, чтобы устранить ошибку.
– Ты не похож на человека, годного лишь для того, чтобы устранять чьи-то ошибки.
Ты вполне способен работать на себя. А я бы тебе помогала.
– Мне не нужны помощники, – оборвал Прыг-скок. – И я работаю на Кантерсельфа, и этим все сказано!
– Он в авторитете? Что-то я не слышала про такого.
– Тебе повезло.
– Я хочу работать на Кантерсельфа!
– Он не работает с женщинами.
– А Секильда?
– Сека – вырвавшийся из клетки урод. Ее надо убить! Когда я ее поймаю, я оторвусь по полной.
– Представляю, – Марж содрогнулась, вспомнив происшедшее с остальными салагами.
Когда она вышла ночью, неожиданно сильные руки зажали ей рот и схватили поперек туловища. Секунду спустя ее с бешеной скоростью уволокли на добрую сотню метров.
– Здесь можно кричать! – пробормотал Прыг-скок, освободив от захвата.
Она без промедления лягнула его и вскрикнула от боли, когда нога угодила в нечто, напоминающее асфальтовый каток с колючками словно у ежа, лишь по недоразумению принявший форму человека.
– Больше бить не советую,- предупредил Прыг-скок.- Переломаешь свои прелестные ножки. Я готов сохранить тебе жизнь в обмен на этих двух пацанов. Я их по любому убью. Сегодня ночью, когда я начну им ноги выдергивать, ты увидишь, какие они жалкие, как боятся смерти.
– Все бояться смерти, даже ты, придурок!
– Я ее не боюсь, потому что я сама смерть. Тебе про меня не говорил тот, с большой головой?
– Так ты за нами следил?
– Следил, а теперь буду пытать.
– Ты меня убьешь?
– Если бы я б тебя хотел убить, давно бы замочил и драл бы сейчас в ночи мертвую.
– Фу, какая гадость.
– Мне нужны союзники, а то Зуб с ума сошел.
– Кто это?
– Не важно. Я у него жену драл, и дядю тоже. Дядю потом убил, а жену не стал.
– Круто, – удивилась Марж.
– Ты еще не знаешь, что такое настоящая крутизна. Идем со мной, перед нами все прогнуться, я тебе обещаю.
– Зачем тебе салаги нужны?
– Мне не нужны салаги, мне нужна Сека, но они мне мешают.
Услышав имя злейшего врага, Марж оживилась:
– Это все Сека! Она Шерхану наболтала, что тебя надо завалить, а то ты его завалишь. Мы бы сами ни за что.
– Хитрый урод, – констатировал Прыг-скок. – Я бы ее сначала убил, а потом мертвую драл.
– Это мы уже слышали. Чего ж ты союзников ищешь, если такой крутой?
– Если хочешь, я могу тебя убить. И драть потом мертвую.
– Что ты на этом зациклился, – Марж слегка отодвинулась, чтобы в следующую секунду оказаться в железном хвате Прыг-скока, который вынул у нее бритву из пальцев, просто взял, но было полное ощущение, что скромное действие пытаются осуществить при посредстве ковша экскаватора, еще бы немного, и он раздавил бы ей пальцы.
– Больше никогда так не делай! – строго наказал он. – Если хочешь жить, поможешь мне.
– Что я должна сделать, и что я получу?
– Делать ничего не надо. Когда вернешься в дом, не закрывай двери. Ну и не дай взорвать хибару, я знаю вы туда понапихали взрывчатки. Для этого возьми пульт управления в руки все. Дальше дело техники. Будет интересно, я обещаю.
Будет интересно? Марж содрогнулась, вспомнив, как умирали салаги. Завязанные рты, безмолвные конвульсирующие фигуры. И перед ними суетящаяся, нескладная, смешная фигура в большом кожаном переднике, чтобы не забрызгаться.
– Люди меня достали, вот и все, – пояснил он потом, когда ночь кошмаров закончилась. – Никогда не пытайся меня достать.
Теперь они сидели напротив друг друга в тесном фургоне, и Марж переполняли взаимоисключающие чувства – страха, ненависти и одновременно надежды. Ведь он обещал доставить ей Секу! Это застило ей все. Правильно говорят, что любой мужчина может сказать о женщине плохо, но любая женщина скажет о женщине еще хуже. Марж ненавидела Секу, как может ненавидеть только женщина. Не разумом, сердцем, нутром, сущностью. Все в ней тряслось, едва она вспоминала ее нескладную фигуру. Лучшая, видишь ли, она? Посмотрим, как она умрет, как ее будет потом этот урод драть мертвую. Тьфу, ты, привязалось.
– О чем ты думаешь? – спросил вдруг Прыг-скок, и у нее возникло дурацкое чувство, что он прочитал ее мысли.
Впрочем, это было не трудно. Трудно было жить с ненавистью в душе, ложиться спать с ней, просыпаться. Не жизнь, а сплошное сосуществование с невыносимым всепожирающим чувством. Она от переизбытка чувств пнула ногой труп.
– Неинтересно бить мертвое. Боль можно доставить только живому, – философски заметил Прыг-скок. – Ну что пошли?
Она кивнула, и он распахнул дверцу. Прямо напротив хлебного фургона, где они обосновались, светились неоновые буквы "Мадрас".
32.
Южное шоссе перекрыл стоящий поперек движению 8-ми осный спилер. Машины, подчиняясь сигналам спецмоновца с жезлом, не доезжая, разворачивались через две сплошные полосы и ехали обратно. Спецмоновец спокойно относился к тому, что водители нарушают правила, но как только Сафа съехал на обочину и заглушил двигатель, сразу обратил на него внимание. Он даже опустил жезл и теперь стоял, уперев руки в бока. Словно говоря, кто это у нас такой наглый.
– Зря ты это. Включи двигатель и уезжай! – быстро проговорила Сека.
– Ты еще не знаешь, что может такая маленькая штучка, как взятка, – заявил Сафа.
– Я тебе говорю, что это не тот случай! Уезжай немедленно! А поздно!
Дюжий спецмоновец неспешно подошел, недобро и многообещающе похлопывая жезлом по ладони.
– Что случилось, командир? – спросил Сафа.
– Ты чего, гавнюк, разучился команды регулировщика выполнять? Так я тебя научу!
Ого, крутая заваривается каша, понял Сафа. Спецмоновцы с ходу никогда не грубили.
Полит корректность и все такое. Местное быдло оскорблять не принято. Во всяком случае, сразу. Похоже, что-то кардинально изменилось.
– У меня там бабушка. У нее день рождения. Пропусти, командир, – заканючил Сафа, одной рукой демонстрируя сотенную купюру, а второй заводя мотор, что-то заставило его это сделать, возможно, взгляд спецмоновца, становящийся все более подозрительным. – Давай договоримся, и я тихонько объеду твой утюг, никто и не узнает.
– Что ты тут несешь, сучонок местный? – он, наклонившись, заглянул в кабину и внимательно оглядел их обоих. – Куда собрались? Признавайтесь, голубчики!
Сафа понял, надо рвать и незаметно включил заднюю скорость. Машина тихо покатилась назад.
– Куда? – заорал спецмоновец. – Я еще не закончил! Документы на машину предъяви!
– Жми! – крикнула Сека. – Не останавливайся!
Сафа вдавил педаль до отказа. Никогда еще он не ездил так быстро задним ходом.
Спецмоновец вынул сотовый телефон и стал что-то торопливо наговаривать.
Сека вдруг дернула руль, и машина на полном ходу развернулась, едва не перевернувшись.
– С ума сошла! – возмутился Сафа.
– Я ж тебе говорила, не останавливайся! Теперь они знают про нас! Уходи с Южки, они ее уже блокировали!
– Да откуда ты знаешь?
– Сворачивай! – рявкнула Сека.