Подчиняясь, он свернул на второстепенную дорогу, ведущую в поселок котетджного типа, новострой, который не успели заселить сбежавшие вовремя толстосумы. Он казался пустынным, но за первым же поворотом стояли пешие спецмоновцы. Сафа проскочил дальше в поселок.
– Плохо, они нас заметили! Да и с Южки видно! – покачала головой Сека. – Сворачивай!
– Куда? Здесь нет дороги!
– Сворачивай, говорю! – она указала на заброшенный участок.
В свое время здесь только начали строить, но дальше ямы под фундамент не продвинулись. Яма и вынутый грунт обильно поросли травой и теперь здесь было поле.
Машина еле ползла, дерн и жесткая трава громко скребли днище. Кое-как миновав участок, они оказались на соседней улице. Двинулись, было вправо, но вынуждены были остановиться, когда увидели за ближайшим поворотом дымок сигареты. Их ждали.
– Назад! – велела Сека.
– Может, у них месячник какой? – недоумевал Сафа, тихо разворачиваясь.
– Что-то тут не так! Почему они Макса на день раньше забрали? Похоже, началось!
– Типун тебе на язык! – вырвалось у Сафы.
Сека напряглась и тихо, но яростно прошептала:
– Остановись!
Сафа вжал тормоз, и такси закачалось посреди узкой улочки, перекрытой с двух сторон заборами.
– Я что-то чувствую! Они нас окружают! – вскрикнула Сека.
– С чего ты взяла?
– Давай назад! – уже кричала она.
– Чего ты паникуешь? Назад так назад, – Сафа не любил, когда на него орали.
– Скорее! Нас обложили! Не разворачивайся, не успеешь!
Сафа отжал сцепление и покатил назад. Он был уверен, что девчонка паникует зря.
Ничто не предвещало неприятностей больших, чем они уже есть. Его убедили в обратном грубо и жестоко.
Над правым забором воткнулась в небо струя белоснежного дыма. Мелькнула дурацкая мысль, не баню ли там топят.
Тупой нос спилера, неожиданно разворотив доски, вылез на дорогу. На боку был грубо намалеван черный пароход. Сафа похолодел. Еще Колька рассказывал про спилеры с такой символикой.
– Спецмоновский спецназ! – вырвалось у него.
Он видел только высокие оси и полого задранный нос броневика, и со всей остротой понял, что ловить их никто не собирается. Их будут ДАВИТЬ. Как надоедливых мух.
Как комаров. Как местных недочеловеков, ублюдков, которые вообразили, что могут что-то противопоставить лучшему в стране спецмону.
Спилер стряхнул с себя остатки забора и понеся прямо на них. Сафа успел только заорать, как Сека вдавила в пол педаль газа вместе с его ногой, завладевая одновременно рулем.
Сафа был пятый год за рулем, не боялся и черта лысого, разве что мертвую петлю не мог на машине сделать, но он даже не догадывался, что можно так ездить задним ходом.
Машина, разогнавшись до шестидесяти километров в час, стала куролесить по поселку, сворачивая и вписываясь в повороты под девяносто градусов, а то и делая целую серию замысловатых фигур, которые не всякий мог и передом повторить. Пару раз они едва не сшибли истерически разбегающихся спецмоновцев, но стряхнуть с хвоста (или с носа) спилер со зловещей символикой им не удалось. В месиве узких кривых улочек легковушка не могла использовать свое преимущество в скорости, даже не смотря на то, что, в конце концов, Секе удалось развернуться. Надо было пробиваться к шоссе.
Похоже, этого от них никто не ожидал, спецмоновцы думали, что они и дальше будут прорываться, и группировались на другом конце поселка, и им беспрепятственно удалось вырваться на прямой участок, упирающийся в Южное шоссе.
Сафа наддал газку, и спилер сразу отстал, но не это оказалось главной угрозой.
Один спецмоновец подкараулил их при самом выезде из поселка и кинулся наперерез.
У Сафы даже пальцы на ногах поджались. В руках типа была граната.
Сафа инстинктивно нажал на тормоза, и на такой скорости на грунтовке машину сразу занесло.
– Что ты делаешь? Не останавливайся, нас раздавят! – крикнула Сека, дергая руль на себя.
Сбитый с толку Сафа дал газу, и машина пошла юзом по сложной неописуемой траектории. Озадаченный боец замешкался и запоздал с броском, машина на скорости под восемьдесят снесло его правым бортом.
Спецмоновец взмыл над крылом. Голова его оказалась напротив лобового, долгую секунду он смотрел прямо в глаза Сафе, ноги были наверху. Через секунду бойца силой инерции унесло далее, на противоположную сторону. Вывалившаяся из ослабевших пальцев граната гулко ударилась о капот, скакнула по жести и вывалилась на обочину, где как раз поднимался второй спецмоновец, чтобы расстрелять их в упор. Ослепительная вспышка пересекла его пополам. Стрелять он так и не начал, так как руки оказались в двадцати метрах от спускового крючка.
Сафа оказался способен вести самостоятельно только после нескольких энергичных встряхиваний.
– Ты его убила! – крикнул он.
– Зато он нас нет! – возразила она.
Они вернулись по Южному шоссе обратно в город. Припарковавшись на окраине, под звуки сирен, беснующихся неподалеку, стали в темпе собирать самые необходимые вещи.
– Хлеба нет!
Сафа подумал, что она шутит, но нельзя было шутить такими вещами, он и сам понял это, глядя на поблекшее лицо девушки.
– Куда ты его дела? Он тут в бардачке был! – в панике закричал он.
Она виновато смотрела на него, казалось, что сейчас заплачет.
– Я не помню! Наверное, во время погони я его съела!
– Как же так? Целых три куска!
Он и не знал, что способен быть таким мелочным. Он долго сокрушался по поводу прожорливости девушки, обвиняя ее во всех смертных грехах. Через некоторое время понял, что за все время экзекуции она не проронила ни слова.
Самое печальное было, что в бардаке находился весь запас хлеба. Сека категорически настояла, чтобы он не брал больше ни грамма. Даже себе. Мотивируя это большой опасностью, что она съест лишнего, и метаболизм организма не справится с ударной дозой калорий. А если погибнет она, это означает конец и для него. Последнее утверждение подействовало на него лучше всех уговоров, и он оставил дома колбасу, печенье. И целых три булки.
– Ладно, купим хлеб, – сказал он, успокаиваясь.
Он сам себе удивился, что затеял бузу из-за каких-то трех корочек хлеба.
Она легко согласилась с ним, но без особого энтузиазма. И вообще вела себя скованно. Ерунда, главное чтобы в нужные моменты она вела себя как надо.
Когда они доехали до ближайшего комка, тот встретил их закрытым жалюзи и амбарным замком. Энтузиазма это не убавило, и Сафа на повышенных газах съехал ко второму комку, потом к третьему. Сплошной чередой перед ними проплыли замки, ставни, опять жалюзи. День закрытых дверей.
– Это все из-за спецоперации спецмона! – у Секи были глаза побитой собаки.
– Почему ты мне раньше не сказала? – раздраженно спросил Сафа.
– Я сама только сейчас догадалась. Они начали операцию на день раньше. С чем это связано, я не знаю. Слишком мало данных.
– Как бы их не стало слишком много, – пообещал Сафа.
Выхода не оставалось, кроме, как возвращаться домой и забрать тот хлеб, что оставался.
– Это слишком опасно, – предупредила Сека.
– Что ты предлагаешь? Гробануть кого-нибудь? – съязвил Сафа.
– Зачем гробануть? Можно попросить, – предложила Сека.
Сафа хлопнул себя по лбу. Какой же он стал идиот! Любая в женском квартале даст пожрать за так, а ведь можно и купить. Стольник же у них оставался.
В Женский квартал можно было проехать по Маршальской, и здесь Сафе впервые в жизни стало плохо. Руль предательски завибрировал в руке, сделавшись скользким как угорь. Такси дернулась на трассе, пару раз пересекая сплошную линию туда – обратно.
– Спокойнее! – поддержала его Сека, опять на время завладевая рулем.
Со стороны Командарма на Маршальскую величаво выплывал автобус с вахтовиками. Он был компактный как гроб, и весь занавешен устрашающего вида пыльными занавесками, из-за которых торчали застывшие вытянувшиеся лица вахтовиков. Автобус не набирал, он пожирал своих жертв. Свернув на Маршальскую, он поехал чуть впереди, деловито заехал на остановку и парнишка с тощим рюкзачком полез в узкую дверь.