– Не останавливайся! Что ты делаешь? – закричала вдруг Сека.
От ее крика Сафа словно очнулся от транса. Оказалось, что он притормаживает вслед за автобусом, ласково так давит на педальку. Он должен быть там. Его место в этом гробу с пыльными занавесками! Теперь он понимал мартышек из мультфильма, лезущих в пасть Ка.
С огромным трудом он избавился от наваждения, поменяв педали, и прибавил газку, едва не зацепив бампер автобуса. Он еще успел перехватить в зеркале удивленный взгляд водителя. Какой это смельчак там чудит? А вот мы его в автобус за нарушение правил вождения.
Господи, он и не знал, что это будет так страшно. Даже не страшно, парализующе, угнетающе, уничтожающе. Все остальное сделалось несущественным, только этот мрачный занавешенный похоронными кистями автобус.
Сека успокаивающе хлопала его по плечу, приводя в чувство, велела заехать во внутриквартальный проезд. Сафа отдал ей деньги, и она исчезла в ближайшем подъезде. Все-таки они не доехали до Женского квартала, совсем чуть-чуть, но там можно было сразу договориться, здесь Сека задерживалась дольше. Сафа представил, как она идет с этажа на этаж, сквозь пустые квартиры, а в занятые квартиры ее не пускают. Мало ли народу шляется. Пошла вон, попрошайка!
Сафа покрутил радио, неожиданно оглохшее, молчало даже Морское радио. Желая убрать бесполезную магнитолу, он отстегнул съемную панель и открыл бардачок. На полочке, на белоснежной салфетке лежали три булочки хлеба в ряд. Некоторое время Сафа только хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная с воды, причем, не на сушу, на мягкий песок, а прямиком на сковородку. Одна мысль жгла каленым железом мозг.
Бежать! Распахнув дверь, он опрометью кинулся вон.
И почти сразу уткнулся в трех дюжих спецмоновцев в разгрузке. Он попятился, и тогда офицер поднял руку и поманил его пальцем.
Пленных привезли в порт и закрыли в старом здании таможни. Помещение представляло собой голую бетонную коробку площадью в 100 квадратных метров без окон, с единственной железной дверью. Под потолком висела единственная же лампа в абажуре из газеты.
Марина, наконец, распутала Никитоса, и он смог нормально сесть на пол у стены.
Людей привозили несколькими партиями, и вскоре был занят каждый клочок пола.
Потом спецмоновцы пришли и увели женщин. Марина прижалась к плечу полковника.
Тот поднял взгляд и остановил его на стоящем перед ним Шкоте и Жиртресте.
– Она никуда не пойдет, – полковник произнес это таким безоговорочным тоном, что они поняли, чтобы забрать женщину им придется забить его до полусмерти или даже убить.
Жиртрест позвонил куда-то по сотовому.
– Пусть остается, – сказал он, наконец.
– Счастливчику звонил? – спросил Никитос.
– Дурак ты, полковник. Тебе же предлагали как человеку, – Жиртрест сплюнул. – А теперь ты склад внутренних органов.
По соседству вскочил тщедушный паренек, истошно закричал:
– Пусть моя жена тоже останется! Я не пущу!
За него цеплялась такая же тщедушная женщина.
– Дело принципа парень, исключение может быть только одно, – возразил Жиртрест, приставил умхальтер к голове паренька и спустил курок.
Безголовое тело мешком рухнуло на пол, толпа хлынула в разные стороны, оставляя на пятаке всхлипывающую вдову. Мормышка уставил на нее пистолет.
– Не стреляйте, я сделаю все, что вы скажете! – пробормотала она сквозь всхлипывания.
– А куда ты денешься? Шкот, веди ее к остальным! – ухмыльнулся Жиртрест, потом недобро глянул на сидящего Никитоса. – А ты полковник не совсем дурак. Ведешь себя правильно. Но на всякий случай я должен тебя предупредить. Ты у нас не совсем неприкасаемый. Вздумаешь рыпаться, так же пришибем как этого дохляка.
Твоя жизнь теперь не дороже.
– Уберите покойника, – сказал Никитос. – Тут же люди.
– Вы не люди, вы товар. Ты что до сих пор этого не понял?
Жиртрест опять сплюнул, но все-таки велел двоим вахтовикам тащить тело к выходу.
– Что с нами будет? – спросила перепуганная насмерть Марина.
– Судя по всему, нас готовят на погрузку на Черный пароход.
– Но ведь это не смертельно, правда? У меня муж уехал, телеграммы от него регулярно получаю. Деньги. Да весь город, считай, уехал. Это сколько человек?
Тысячи. Не могли они все умереть.
– Знаешь, я давно с Иван Иванычем кантуюсь,- признался Никитос.- Раньше я об этом не задумывался, служил как все. А теперь, когда самого за задницу взяли, стал вдруг кое-что вспоминать, анализировать. Так вот. Было уже несколько городов и маленьких городков, которые он разорил под ноль. Остались только названия на картах. Мы привыкли, что распродают нефть, газ, заводы и фабрики. А теперь продают нас, Марина. Такие вот Иван Иванычи продают поселок за поселком, город за город, область за областью.
– Да мне плевать, пускай подавятся. С нами что будет? Мы умрем?
Никитос огляделся, и хотя на них никто не обращал внимания, шепотом сказал ей на ухо:
– Наш единственный шанс-это не попасть на корабль. Я не знаю, что там происходит, но с него еще ни один человек не вырвался, говорю тебе как специалист. Когда скомандуют погрузку, держись все время со мной и жди сигнала. Сигналом будет, когда я завалю охранника.
– А как же они? – она оглядела полный зал.
– Всем не уйти, а у нас есть шанс. Что я тебя уговариваю? Если у тебя есть какие-то сомнения, оставайся.
– Я с тобой!
– Отлично, а теперь надо поспать, силы нам еще понадобятся. Возможно, придется долго идти пешком, может быть, даже бежать. Так что береги силы.
– Почему ты со мной возишься?
– Совесть заговорила, – на полном серьезе произнес Никитос.
Несмотря на его просьбу, женщина так и не смогла заснуть. И вошедших спустя два часа Шкота и Жиртреста увидела первой именно она. Сердце подсказало ей, что это по их душу. Спецмоновцы направились прямиком к ним. Она энергично растолкала Никитоса, он проснулся мгновенно, бодрый и отдохнувший.
– А я выспался, – сказал он.
– Поднимайся, боров! – крикнул Шкот.
Никитос с достоинством встал, Марина вцепилась в него.
– Только полковник! – прикрикнул Шкот.
– Успокойся, это не на погрузку, – мягко освободился Никитос. – Тогда бы всех пригласили. Это за мной персонально.
Ее пальцы безвольно соскользнули с его плеча.
– Я вернусь, – успокоил он, и увидел, как надеждой загорелись ее глаза.
Шкот сковал руки наручниками и толкнул к двери.
– Зря бабе наобещал, ты вряд ли вернешься, – довольным тоном сказал Шкот. – Там к тебе друзья приехали, но ты им вряд ли обрадуешься.
Его вывели в коридор, где ждали еще два спецмоновца в масках, и под таким усиленным конвоем провели по коридору в бывший кабинет начальника таможни.
Кабинет был разграблен, как и все остальное, но бойцы натащили сюда разнокалиберные кресла и чудом уцелевший кожаный диван. На диване сидел Счастливчик и двое коренастых мужчин в штатском. Едва он вошел, они недобро уставились на него.
– Что ж ты не здороваешься со своими друзьями из Суметии? – усмехнулся Счастливчик.
– Не знал, что такие есть, – отрезал он, сжав кулаки.
– Зачем так говоришь, Никита? – гортанно спросил сумит постарше. – Казба Болотоев шлет тебе привет и хочет видеть тебя в гостях. Мы за тобой приехали. Если конечно товарищ прапорщик не будет против.
– Деньги привезли? – встрепенулся Счастливчик.
– Конечно, дорогой.
Младший сумит достал из-под ног дипломат и, открыв, передал Счастливчику.
– Сколько за меня дали? – поинтересовался Никитос.
– Извини, это все мое, – захохотал прапорщик. – Ты ведь тоже не в обиде. Я тебя от Черного парохода отмазал. В гости поедешь, – захлопнув дипломат, он разрешил.
– Забирайте его со всеми потрохами.
Никитос подозревал, что попасть на Черный пароход в его положении было бы для него предпочтительнее. Казба Болотоев являлся его кровником. Отряд Ребрия во время рейда столкнулся с сумитской бандой, состоящей из нескольких родственников Болотоева и зверски вырезавшей до этого семью русской учительницы, и соответственно вывел их в расход.