Макс неожиданно выдернулся из колонны и помчался к ним, смешно подпрыгивая на больной ноге, словно большой нескладный кузнечик. Никитос, не ожидавший этого, промедлил и не успел помешать этому. Спецмоновец с готовностью клацнул затвором.
Вот и место освободилось, отстранено подумал Сафа.
Картина словно замерла. Отчаянно хромающий Макс, оказавшийся вдруг один одинешенек на огромном притихшем плато, спецмоновец, плавно поднимающий автомат и совмещающий цель с прицельной мушкой, и сам Сафа, медленно, слишком медленно выпадающий из колонны и подсекающий ноги бестолковому беглецу.
– Все нормально! Мы уходим! – закричал Сафа, отгораживаясь от уставившегося в них умхальтера, словно ладонью был способен остановить пулю.
Он поднял распластавшегося хромого и втолкнул обратно в колонну. Марина, выговаривая, словно родная мать, стала прилаживать Максу рюкзачок, начисто забыв про Сафу и про то, что он только что спас этого придурка. Что касается Никитоса, то он даже головы не повернул. Ну и ладно, подумал Сафа. В душе была зависть, что вот Макса сейчас успокаивают и гладят по головке, а он вроде как не при делах.
Колонну вновь построили и погнали на корабль. Они с топотом бежали по сходням по одному. Дело спорилось. Уже через несколько минут очередь дошла до Сафы и его спутников. Как и все они сделали несколько последних шагов по суше, потом по гулкому металлическому трапу. На мгновение под ногами мелькнуло загаженное мусором море.
Палуба корабля тоже покрывала черная краска. Если по краям она сохранила свой изначальный траурный цвет, то в центре истерлась от множества следов, наслаивающихся друг на друга. Их было тысячи. Десятки тысяч. Сафа тупо смотрел только под ноги, не в силах поднять глаз, потому что знал, что если посмотрит вокруг, то кругом будет только он – зловещий и неотвратимый как смерть Черный пароход.
34.
Разведка доложила точно, и уже спустя пять минут после того, как спецмон покинул пансионат "Фарт", генерал Крутохвостов об этом знал. Передовые дозоры ГАИ были заблаговременно выдвинуты ближе к противнику и работали в тесном оптическом и радиоконтакте. Радары прочесывали окрестности, ожидая прибытие транспорта.
Крутохвостов знал, что настанет тот момент, когда спецмон смажет жиром пятки, добра они нахапали порядочно, работать не любили, стало быть, когда хапать станет нечего, драпанут. Но он и предположить не мог, что для бегства спецмон использует Черный пароход. Хотя мог бы догадаться. Он сам еще не решил, что делать с отступающим врагом и скрепя сердцем дал отбой силам ПВО и береговой охране, где у него были тесные связи. Нехай драпают, они не опасны, к тому же на пароходе вахтовики, свои местные ребята, они то чем виноваты.
Врагов и кроме спецмона хватило на целый список. Список был заготовлен заблаговременно и вдумчиво, чтобы не пропустить ни одной фамилии.
Едва черный пароход отчалил, "Ужас ГАИ" начал штурм медицинского центра. На первом этаже били санитаров. Доктору Стиплеру, позволившему себе разинуть клюв и каркнуть на работников правоохранительных органов, оторвали половину усов. Он был неприятно удивлен, что в ГАИ состоит на вооружение столь экзотический прием.
Спустя четверть часа медцентр пал. Морг был опечатан, но криминальных трупов в нем не нашли. Клиника производила впечатление глубоко законного предприятия. Сам Рахитов как сквозь землю провалился.
Стиплера Крутохвостов допрашивал лично. Он его не бил. Вкатил лошадиную дозу скополамина, после которой педиатр обгадился, обмочился и утопил все и вся в словесном поносе, по итогам которого его следовало расстрелять несколько раз подряд. Как оказалось, в медцентре делали миллионы на подпольном заборе донорских органов. Где миллионы? Стиплер признался, что об этом знает только Рахитов лично.
Рахитова взяли очень вовремя. Он хранил в дачном гараже одноместные вертолет, как раз присоединил складные лопасти и собирался улетать. При этом, совершенно не обещая вернуться. При виде ГАИ он успел взлететь, но не высоко. Гаишники применили спецсредства, намотали ему сети на винты, результатом чего стало падение с трехметровой высоты. Рахитов с трудом выдавил заклинившую дверцу, красивый даже в аварии, и сказал, подражая герою кинофильма:
– Зафиксируйте, что при аресте я не оказал сопротивления.
Однако в Управление его доставили с синяками. Он возбужденно орал, что подаст жалобу прокурору. Ему предъявили обгадившегося Стиплера, дали прочесть показания санитаров и дежурных врачей, принимавших личное участие в заборе донорских органов от пациентов, которые совсем не торопились увидеть свои собственные яйца на чужом дяде, но которым добрые эскулапы помогли осознать их пагубную ошибку.
– Я все скажу, – не стали таиться Рахитов. – Это все он. Один человек устроил всю эту кутерьму.
– Живой? – уточнил Крутохвостов.
Рахитов кивнул и уже после этого рассказал все. Конвейер по сбыту донорских органов был налажен задолго до прихода в город Темнохуда. Приход олигарха лишь позволил придать ему промышленные масштабы. Человеческого материала стало в избытке. Многие жизненно важные органы даже выбрасывались на помойку, чтобы не сбивать цену.
Попутно Живой вел свои собственные изыскания в спецлаборатории, располагавшейся в дальнем крыле медцентра. Он был патологически пуглив и одержим манией преследования. Ему все время казалось, что его обижают или хотят обидеть. Посему он создавал собственную гвардию из людей, вернее, нелюдей, которым умение убивать передавалось на генном уровне. Дело шло туго, и крыло быстро пополнилось людьми-растениями, какающими под себя.
– Салаги – его произведение? – спросил Крутохвостов.
Рахитов признал, что его. Живой хотел не только сделать миллионы, он хотел стать наравне с сильными мира сего, а для этого хотел, чтобы с ним считалась даже мафия. Вернее, он хотел сам стать одним их крестных отцов. Почему-то боевики получались только из мальчиков.
– Подождите, там была одна девушка, у нас и показания свидетелей есть.
– Эта девочка получена исключительно из мужского биоматериала. Непонятно? Что есть мальчик-это икс и игрек хромосома. Девочка – только две икс хромосомы. Еще до рождения в яйцеклетке мы заменили у Марж игрек на икс. Всего и делов.
– Но сколько лет длился эксперимент? Сколько этим детям? – не поверил Крутохвостов.
– Мы изобрели катализаторы роста. Живой их называл катализаторы времени. Он, видите ли, романтик, – Рахитов сделал витиеватый жест. – Этим салагам, как вы их называете, всего то по паре лет. Календарных! – уточнил Рахитов. – А сколько биологических знает только их отец – Живой.
Крутохвостов только за голову схватился.
– Кстати, вы, может быть, имеете в виду другую девушку, – припомнил Рахитов. – Но она не наша. Попала к нам совершенно случайно. Экипаж подобрал на улице. Худая как скелет, первичные половые признаки отсутствуют. Настоящий урод. Мы назвали ее Секильда. Но кличка несколько не совпала с реалиями. Ее там один санитар хотел отыметь, так она ему хрен оторвала. Двумя пальцами. К нам она попала с сильной амнезией. Возможно, ее из машины выбросили, и она головой ударилась, мы не стали разбираться. Кроме полового дефекта у нее обнаружился неизвестный науке изъян – у нее что-то с пищеводом, и любая пища для нее становится ядом. При этом организм так приспособился к болячке, что ему достаточно совсем немного калорий, и Секильда становилась неуправляемым силачом. Мы хотели утилизировать это чудо, но Живой как обезумел, руками и ногами схватился за эту гордячку. Но что-то у него не срослось, и она сбежала.
– Какие операции вы делали сильным мира сего?
– Разные. Под видом процедур или при проведении действительно нужных операций вшивали стимуляторы, инициирующие по команде извне повышенное мочеиспускание и каловыделение. Представляете, как на важном совещании крутой дядя вдруг обгадиться в три потока. Долго такого будут держать?