Выбрать главу

Для начала я рассказал ей, что жильцам богатых домов, стоящих на краю парка, не нравится, когда такое количество собак бегает поблизости от их владений, поэтому они частенько обращаются с жалобами в полицию.

Полиция, в свою очередь, периодически предпринимает набеги на собаководов — полицейские прячутся за деревьями и внезапно возникают прямо у вас перед носом. Заметив собаку без поводка, они пугают хозяина предупреждениями или выписывают штраф на 150 долларов. Весь парк утыкан табличками, запрещающими выгул собак.

Впрочем, собаководы проявляют стойкость и никогда не сдаются. Они считают, что для тех, кто не любит собак, существуют другие парки. Им известно, что местные копы работают в напряженном режиме и не смогут надолго отвлекать резервы на патрулирование парка. К тому же любители собак давно привыкли к военному положению.

При виде полиции они свистят в свисток или подают сигнал криком. Две группы даже обзавелись рациями и стационарными передатчиками, с помощью которых извещают единомышленников о прибытии сотрудников шерифа, чтобы каждый собаковод успел взять на поводок своего питомца.

Я объяснил Кейт, что основным критерием следует считать безопасность, — с поводка спускают только собак, доказавших свою благонадежность: они не должны представлять угрозы для окружающих, в том числе и для других собак, быть послушными и знать основные команды. Хозяева должны убирать за своими собаками и по возможности не собираться группами в людных уголках парка. При встрече со стариками, инвалидами, маленькими детьми или людьми, проявляющими даже самое незначительное беспокойство, необходимо взять собаку на поводок или отойти подальше от тропинки. Хозяин, знающий, что его собака может укусить другую собаку, — я не говорю о безобидной возне, являющейся обычным компонентом собачьего общения, — не должен отпускать ее с поводка.

Собаководы не церемонятся с людьми, восклицающими в подобных случаях: «Ах, он никогда раньше так не делал!» или относящихся к дрессировке как к пустой трате времени и денег, хотя их собаки постепенно превращаются в настоящих невротиков и ведут себя все более шумно и агрессивно. Такие люди навлекают неприятности на добропорядочных, воспитанных собак, поэтому, если они не хотят возиться с обучением своей собаки, им придется подыскать себе другое место для прогулок.

Впрочем, я предупредил Кейт о том, что некоторые хозяева — на самом деле, их довольно много — не отличаются ответственностью. Они не убирают за своими собаками, вынуждая остальных ходить по ароматным кучам, приводят в парк неуравновешенных животных, которые пугают родителей с детьми и велосипедистов. Однажды я столкнулся с мужчиной, который привел четырех собак, только что спасенных из приюта. Он отпустил их побегать, и они напали на бигля.

Но Кейт по-прежнему выглядела испуганной и несчастной, она с трудом пристегнула поводок Рашмора к ошейнику и дала ему для игры футбольный мяч, слишком большой для его пасти. Я посоветовал ей купить мяч поменьше, чтобы пес мог носить его в зубах.

В конце концов, она призналась, что Рашмор — не ее собака, вернее, не совсем ее, и она не считает себя настоящим собаководом. Пса она купила мужу в подарок на день рожденья, незадолго до того как его увезли в больницу с сердечным приступом. Вскоре он скончался; ему было всего сорок четыре. Кейт подумывала вернуть щенка в питомник, но не смогла. Она решила оставить собаку, считая, что муж, успевший привязаться к щенку, одобрил бы ее поступок. Но сама Кейт производила впечатление человека, взвалившего на себя тяжелую обязанность.

Рашмор обладал героической внешностью и достоинством, свойственным его породе. Однако при первом же взгляде на него сразу было понятно, что не все ладится в его жизни. Казалось, Кейт едва выносит присутствие собаки. Возможно, вид Рашмора вызывал у нее болезненные воспоминания.

Я пригласил ее присоединиться к нашей компании, чтобы она привыкла к ритуалам Миллза. Она согласилась с явным облегчением.

Рашмор не проявлял интереса ни к чему из того, что обычно так любят собаки, — он не подбирал с земли объедки, не валялся в пахучих отбросах, не обнюхивал других собак или людей. Пес величественно шагал между деревьями и неизменно отвергал предложенное ему угощение.

Тропинка сделала поворот, и нам навстречу с лаем бросились три дворняжки; Рашмор бесстрастно позволил им обнюхать себя и так же невозмутимо удалился.

Кейт сказала, что решила довести дело до конца и научиться всем необходимым премудростям, чтобы правильно обращаться с Рашмором. Она считала, что таким образом сохранит память о муже, и часть его души останется с ней. «Неважно какая», — добавила она.

Итак, ввязаться в сражение — уже половина успеха. Кейт было нелегко справиться с чувствами: говоря о собаке, она едва сдерживала слезы. Женщина совершенно не представляла, что с ним делать и как заполнить пустоту, образовавшуюся в жизни пса после смерти хозяина, но решила попытаться — хотя бы ради того, чтобы оправиться от утраты и попытаться заново склеить свою жизнь.

Мы договорились встречаться в Миллза по средам, — чтобы за время совместных прогулок Кейт смогла познакомиться со всеми местными завсегдатаями. Всего за пару месяцев с ней произошла настоящая метаморфоза. Честно говоря, я ожидал, что пройдет неделя-другая, и она просто исчезнет, но Кейт не пропустила ни одной среды. Она не только подолгу гуляла с Рашмором утром и вечером, но сделала еще один важный шаг — наняла дрессировщика. Многим собаководам Монтклера не приходит в голову, что, купив дорогую рабочую собаку весом около сорока килограммов, глупо экономить три-четыре сотни долларов на ее обучение. Они не удосуживаются даже почитать специальную литературу, чтобы справиться с дрессировкой самостоятельно. Как правило, такая недальновидность приносит плачевные результаты: начиная с проявлений агрессии и непрерывного лая и заканчивая изжеванной одеждой.

Но Кейт водила Рашмора в специальный тренировочный центр на Мэдисон. Центр носил имя Святого Губерта и пользовался хорошей репутацией. Там они проходили курс послушания и общей дрессировкой. Кейт научила пса носить поноску, и теперь он появлялся в парке с маленьким красным мячом в зубах.

Для закрепления достигнутых успехов она применяла лакомства, игрушки и похвалу, — у Рашмора пробудился живейший интерес к вяленой говядине, которую он получал в награду за выполнение команд «ко мне», «сидеть» и «стоять». Поначалу его — такого же серьезного, как большинство немецких овчарок, — не особенно увлекала шумная возня, но через некоторое время он с удовольствием устраивал «кучу-малу» вместе с несколькими ретриверами. Однако я считал самым главным достижением то, что он начал интересоваться Кейт, живо оборачивался, когда она окликала его по имени, и подходил к хозяйке.

К зиме она с гордостью сообщила, что Рашмор «стал смыслом ее жизни», что без его поддержки ей не удалось бы пережить смерти Стэна, что пес отвлек ее от переживаний и до сих пор заставляет работать над собой; он скрасил ее одиночество и придал ее существованию осмысленность.

— Сначала Рашмор напоминал мне о смерти мужа, и мне было тяжело даже смотреть на него, — призналась Кейт. — Он до сих пор напоминает мне о муже, но по-другому. Каким-то образом он сделал так, что я пришла в себя.

Кейт рассказала, что сначала испугалась, когда психотерапевт, которого она посещала, предложил ей приводить с собой Рашмора, однако последовала его совету.

— Я говорила и плакала, а он сидел у моих ног. Этот пес стал для меня лекарством. А потом мы научились радоваться жизни вместе. У меня чудесные подруги, которые изо всех сил старались меня поддержать. Но ведь они не могли свернуться со мной в клубочек холодной зимней ночью, когда я лежала у себя на диване, окаменев от горя. Они не могли разделить со мной опустевший дом.

Мне уже приходилось наблюдать, как отношения между хозяином и собакой перерастали привычные рамки отношений человека к домашнему животному. Знакомство с этой парой навело мена на мысль написать о нетипичных отношениях между американцами и их собаками.