И люблю все сильней, забывая себя
Елизавета Хрипунова "Выше"
Анна.
Из кратковременного сна меня вырвал Димин голос. Его тяжелая ладонь скользнула по волосам, но, когда открыла глаза, он уже стоял у дверей.
— Кушать иди. Лапша готова. — он сказал и вновь скрылся за дверью.
Вернула собак на тумбу, сполоснула лицо и пошла на кухню. Застыла на пороге, меня ждал накрытый на одну персону стол. Развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла на поиски Димы. Нашла его в кабинете, встав в дверях сразу перешла к делу.
— Может ты меня тогда назад отвезешь? Квартира была оплачена на полгода, меня обязаны пустить обратно. — спокойно спросила сидевшего за столом Диму.
Он нахмурился, посмотрел на меня и встав из-за стола спросил;
— Не хочешь есть одна? — замер у стола, словно от моего ответа зависело, пойдет он со мной или нет.
Я утвердительно кивнула.
— Я еще поговорить хотела. — действительно, примерно понимать, что меня ждет и знать точно, это две разные вещи.
— Хорошо. Пойдем поедим, поговорим. — мы пошли вдвоем на кухню.
— О чем ты хотела поговорить Аня? — Дима достал тарелку с лапшой из микроволновки.
На двоих накрывал значит, но потом передумал. Я оттянула момент ответа на вопрос, зачерпнув побольше лапши, набила рот. Долго жевала, отчаянно подбирая слова получше для моего не очень легкого вопроса. Дима же молча ждал, сверля меня вопросительным взглядом.
— Вкусно. Спасибо. — выдавила из себя улыбку.
— Ань давай поговорим? — Дима отодвинул свою тарелку, давая понять, что разговор состоится и заднюю дать уже не получится.
— Да, пожалуй. — отложила ложку, вдох поглубже и на выдохе спросила наконец о том, о чем хотела; — Хочу знать сейчас, на каких условиях я здесь? Можешь говорить честно, не переживай за мое самочувствие, я готова спокойно все принять, а неизвестность меня убивает. — сказала все на одном дыхании и словно на голгофу сейчас шла, в ожидании Диминого ответа.
— Чувствуй себя в этом доме как хозяйка, обещаю особо не попадаться тебе на глаза, если ты сама этого не захочешь. — ответил, не скрывая удивления от моего вопроса.
— Меня не это интересует. Что будет когда я рожу? Я смогу навещать ребенка? Ты сразу его заберешь или я смогу кормить грудью? Грудное молоко полезнее смесей, и я могла бы хотя… — Дима не дал договорить, зло посмотрел на меня перебив мой нескончаемый поток вопросов.
— Что ты несешь?! Я не собираюсь забирать у тебя ребенка, даже мысли такой не было! Я отпускаю тебя! Поняла? — зло глянул на меня и матюгнувшись вскочил из-за стола свернув тарелку.
— Отпускаешь, но привез меня и все мои вещи к себе?! — перешла почти на крик убирая салфеткой суп со стола.
Злясь что столько нервов забрал своим молчанием, а сам оказывается не собирается меня лишать дочери.
— Сама мозги свои включить не хочешь? Ешь! Я сам уберу. — забрал салфетку, со злостью скрутил ее над раковиной, видимо представляя на ее месте мою безмозглую голову.
— Я тупая, я не понимаю! Объясни… — устало просила.
— Что тут объяснять? И так все ясно, нельзя тебе одной сейчас быть. Вдруг плохо станет или кровотечение повторится. — Дима виновато застыл у раковины облокотившись на нее.
— А сразу нельзя было сказать? — действительно, одной быть не очень-то и приятно, а тем более рискованно.
Не могла понять почему Дима молчал. Я бы поняла и согласилась, тем более предполагала, что так будет.
— Не мог. Я такое сотворил…я не должен был… там на кладбище… — после недолгого молчания, Дима затронул тему, которой мы взаимно не касались.
Ему тяжело давалось каждое слово, а мне эта тяжесть словно легла на плечи, я моментально сгорбилась, подперев голову рукой.
— Перестань. Если бы я не сбежала как маленькая ничего бы этого не случилось. — вспоминая наш короткий разговор в больнице, он же тогда сказал, что не поверил следователю, значит останься я дома, ничего бы не было.
— Нет! Я должен был тебе сразу все рассказать, а не укладывать тебя спать. Ты бы знала, что я тебе верю и не сбежала бы. Только эти "бы" уже ничего не изменят. Я не должен был, но сделал, ну вот такой я урод! — он резко повернулся с горькой улыбкой, раскидывая в стороны руки и пошел из кухни, не дав больше и слова вставить, добавив на выходе строгое; — Но от ребенка я не отказываюсь. — на миг повернулся ко мне; —Поешь Аня. — затем ушел вовсе.
Аппетита и так особо не было, а после этого разговора кусок в горло не лез. Я долго ковырялась в тарелке, обдумывая Димины слова. Он отпускает меня, с ребенком. От ребенка не отказывается, а значит будет помогать. После осознания всего, аппетита не прибавилось, но дышалось уже полегче. Не съев и половины, убрала со стола, помыла посуду. За окном светило яркое солнце, на котором отчаянно хотелось погреться.