Вспыхнула спичка и на миг, пока хозяйка этого странного места прикуривала, Серёдкин разглядел её лицо: оно было крупным, но красивым: прямой нос, смуглая кожа, тёмные волосы, собранные в хвост. Затем огонёк погас, и тьма поглотила окружающее пространство.
- В Караганде? - переспросил Карл Иванович.
- В вино-водочном ты, - шумно выпуская дым, ответила хозяйка. -С собаками запрещено к нам заходить, штраф двадцать пять рублей.
- А почему темно?
- Я чё те, лектор общества "Знание"? Перемещаемся мы. Как закончим - сразу рассветёт.
Смутная догадка мелькнула в голове Карла Ивановича. Глаза его постепенно привыкали к темноте, и он стал различать прилавок, продавщицу, стопку пустых ящиков в углу и полки со стеклянными бутылками. Вечно беспокойная кури, к его удивлению, лежала у прилавка, положив морду на лапы и мирно дремала.
- О вас легенды складывают, - сообщил он продавщице.
- Обо мне?
- О неуловимом советском магазине, торгующий водкой по талонам, народ прозвал его "Пьяным голландцем". Виноват, не представился. Профессор, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук, почётный гражданин города Серёдкин Карл Иванович. Холост. Позвольте узнать ваше имя?
Продавщица Клава находилась в том женском возрасте, который художник Климт несправедливо пропустил на своей картине: ей было ближе к сорока. Время, когда надежды всё больше напоминают мечтания, неожиданно романтические для огрубевшей в боях за счастье души. Поэтому слова "профессор" и "холост" обладали для неё поистине магическим действием.
- Клавдия Сергеевна меня зовут... - продавщица смущённо затушила едва прикуренную сигарету. - Вы перед самым перемещением зашли, я и разглядеть не успела - подумала, опять шантрапа с шаромыгами. И собака у вас такая... необычная.
- Вымершая! - важно добавил Серёдкин. - Скажите, а где мы сейчас окажемся? Или все ваши перемещения непредсказуемы?
- В стекляшке у военкомата.
- А за рекой? - с робкой надеждой поинтересовался Карл Иванович.
Увы, это было бы слишком хорошо... "Пьяный голландец" путешествовал исключительно в правобережье. У Клавы был даже список точек "выездной торговли", но только на ближайшие пару дней. Но улица Сергеевская в нём нашлась - следующим утром.
Карл Иванович был редким исключением из обычных граждан: он любил ожидание. Неторопливое течение времени, когда от тебя ничего не зависит и можно просто наслаждаться жизненной паузой, занимаясь несвойственными тебе делами. Серёдкин с удовольствием таскал ящики с бутылками, помогая принимать товар, одёргивал настойчивых покупателей, а когда Клава повесила на двери табличку "закрыто", принялся нарезать колбасу и хлеб и кипятить воду кипятильником в трёхлитровой банке. Кури беспробудно спала.
- Как всё это происходит? - полюбопытствовал Серёдкин, когда они сели ужинать. - Машины с водкой, народ с талонами - откуда они? Мы же не перемещаемся во времени, только в пространстве. Причём совершенно непредсказуемо.
- Не заморачивайся, Карл Иваныч! - наливая чай в блюдце, вздохнула Клава. - Оно тебе надо? Ты-то хоть в городе живешь, в нормальной квартире, друзья у тебя, по кино ходишь... А я из магазина этого чёртова выйти не могу: стоит шаг за порог сделать, как током бьёт, будто за провода оголённые берусь. А рожи? Думаешь, чего я на людей кидаюсь? Каждый день эти пропитые рожи, тошно от них! Иногда вечером сядешь вот так одна и воешь дурой по-бабьи. Уж лучше б вычистили вместе с другими, чем такая жизнь.
- Не хожу я по кино, - Карл Иванович аккуратно уложил на тарелке нарезанные бутерброды и пододвинул Клаве. - А чем занимаюсь - и сам толком не пойму. Я ведь вовсе не профессор, если честно...
- А колбасу режешь по-профессорски, - усмехнулась Клава.
- Как это?
- Тонкими ломтями. Таких десять надо друг на друга сложить, чтоб вкус почувствовать.
В окне неожиданно появилась Луна - неестественно большая, словно непомерно раздутый воздушный шар.
- Где это мы? - Карл Иванович подошёл к окну, за которым в бледном лунном свете виднелся пустырь с высоким деревом, деревенский просёлок, размытый дождём и покосившаяся башня бывшего транспортёра.
- Каждую ночь сюда переносит, - вздохнула Клава. - Странное место, а где оно находится - не знаю. Ты где спать будешь? У меня в подсобке только одна кровать.
5.
При взаимной симпатии места на двоих хватает на любой кровати.
6.
В двери магазина настойчиво колотили.
- Клавка, твою мать! - орали с улицы. - Открывай! Колосники горят!
Карл Иванович с трудом разлепил глаза и некоторое время не мог понять, где он.
- Да пошли они все, - сонно сказал кто-то рядом, и только тогда Серёдкин окончательно проснулся. Сел на кровати, раздавив пару подпростынников и тем самым разбудил хозяйку.
- Пора? - протирая глаза, справилась она.
- Пора, - ответил Карл Иванович. - Не знаю, смогу ли я зайти к тебе в ближайшие пару дней...
- Клавка! - продолжали орать на улице. - Я щас окна побью, ежели не откроешь!
- Я и не надеялась, - тусклым голосом сказала хозяйка. - Всё равно спасибо тебе.
- Ты погоди прощаться... Если уж алкаши магазин находят, то и я как-нибудь найду. В крайнем случае уйду в запой, - пошутил Серёдкин, застёгивая рубашку.
- Ты вот что: возьми талоны на водку в ящике. Тебе через Братолюбовку идти - лучшей валюты там не бывает.
Гражданин, рвущийся в магазин, был обут в калоши на босу ногу. На его неестественно худых плечах болталась замызганная майка с репринтом группы "Металлика", а на мир он смотрел сквозь разбитые стекла очков.
- Не ори! - открыв дверь, Карл Иванович протянул пьянчужке стакан. - На тебе за счёт заведения.
Трясущимися руками тот взял водку и жадно выпил, после чего уставился куда-то за спину Серёдкина и произнёс дрогнувшим голосом:
- Чёрт на четвереньках!
- Собака это, а не чёрт.
- Соба-а-ака, - недоверчиво протянул пьянчужка.
Водка начала действовать, и он стал понемногу приходить в себя.