А случиться могло многое — веревочные петли поверху могли перетереться раньше, чем он опустится на безопасную высоту, могла оборваться главная веревка, мог соскочить якорь… Но главная опасность таилась в дереве. Теперь оно летело на него из темноты, как плотная, непробиваемая фаланга копьеносцев. Причем десятки острых и твердых, как пики, веток могли не просто нанизать Лотара, как бабочку на иглу, но и пружинисто отбросить вбок или вверх, изувечив еще до приземления…
Подтянувшись, Лотар поднял ноги к скользящей веревке и… зажал ее подошвами сапог. Сначала показалось, что силы этой недостаточно, что он не сумеет притормозить и воткнется в дерево если не животом и грудью, то задом. Он сжал ступни еще сильнее, насколько мог сильно… И тогда веревка вдруг стала горячей, как утюг. Даже сквозь подошвы Лотар ощущал, как она нагревается, но только сильнее стиснул ступни. И это помогло. Веревка вдруг стала скрипеть на несколько тонов ниже, и уже не так быстро неслось на него дерево…
К дереву Лотар подъехал на такой скорости, что ни одна ветка не сумела бы его не только проткнуть, но даже оцарапать. Он захватил ветку поудобнее почти занемевшими от усилия ногами и выпустил петли из кулаков. Повис на ногах, подтянулся, обхватил ветвь руками, подполз к стволу. Спустился он спокойно, как девица в бальном платье сходит по парадной лестнице.
Ощутив твердую почву под ногами, Лотар присел, вытер пот и восстановил дыхание. Дурацкая была затея, решил он. Эти лоботрясы могли бы и калитку открыть. Правда, потом пришлось бы бежать сюда почти целую милю, зато не надо было бы вот так болтаться, как колбаса в мясной лавке… Ну да ладно, это уже позади. Он встал и еще раз попробовал вытащить Гвинед.
К его удивлению, руки слегка дрожали. Он все-таки перенапряг их, повиснув между небом и землей на слишком неудобной и грубой веревочной петле. Если бы ему сейчас пришлось всерьез драться на мечах, понадобилось бы подождать, пока напряжение уйдет из плеч. Но с собаками на мечах драться не придется.
Он отошел от дерева и на всякий случай — вдруг на башне есть кто-нибудь помоложе и по-глазастей Рубоса — поднял руку, давая знать, что все в порядке. Потом оглянулся.
Собаки оказались недалеко. Их было не больше пяти. Они просто расхаживали, повернув морды к городским стенам, словно пытались уловить идущий от города приятный, волнующий запах. Лапы собак легко вминали землю. От ощущения тяжести гигантов становилось не по себе. Они держались довольно близко друг к
Другу, иногда сталкивались, издавая щелкающий, каменный звук, как сталкиваются валуны. Некоторые пробовали гневно рычать, и в этом рычании слышались раздражение и непонятная мука. Звук же был настолько ниже привычного для человеческого уха, что Лотар не надеялся понять все его обертоны даже магическим восприятием. Он только догадался, что это не пресловутый “шепот”, о котором говорил Шув.
Тогда он выбрал самую маленькую собаку и подошел к ней на расстояние в десяток шагов. Морда ее, как и у остальных, была повернута к городу, поэтому он зашел сбоку. И тут понял, что медлительными собаки казались только со стен. Вблизи они двигались так, что ему пришлось бы бежать, чтобы оставаться рядом с этим огромным, лоснящимся, как мокрый гранит, но в то же время живым телом.
Лотару как-то раз довелось услышать рассказ матроса, охотившегося на морских драконов и китов в далеких северных морях. Его рассказ чем-то был очень похож на то, что видел и ощущал сейчас Желтоголовый.
Он присмотрелся еще внимательнее, стараясь проникнуть взглядом под эту шерсть, похожую на длинный мох, под эту шкуру, под тугие мускулы, которые и мускулами-то не были… Нет, везде и всюду был только камень. Уязвимого места в этой литой гранитной массе Лотар так и не нашел.
Ну что же, решил он, будем действовать, как с обычной собакой. Он забежал вперед. Оказавшись в пяти шагах от морды чудовища, выхватил Гвинед и в прыжке рубанул по носу каменного гиганта.
От удара по каменной поверхности меч зазвенел от острия до навершья. А Лотар закричал, как будто ему самому пришлось удариться в эту тяжелую, непробиваемую массу, — такой болью отозвался удар в кисти, локте, плечевом суставе.
Лотар приземлился, попытался взглянуть, цел ли Гвинед. Он провел ладонью по краю меча, и тут… Ему показалось, что само небо обрушилось на него, круша кости, подламывая ноги… Он уже не стоял, а летел по воздуху, кувыркаясь, как кегля, в которую угодил тяжелый шар.
Удар о землю был еще болезненнее, потому что грудь уже набрякла болью, и новый удар пришелся не в напряженное и способное сопротивляться, а в расслабленное, как губка, тело… Набухшее кровью и костяным крошевом, которое только что составляло дивное творение, способное легко и уверенно двигаться…
Он поднял голову и попытался понять, что произошло. И понял — занятый осмотром Гвинеда, еще не пришедший в себя от болевого шока после неудачного удара по собаке, он пропустил удар, как пропускает его юнец, решивший сразиться с мастером, не зная и трети приемов, которые для мастера стали естественными, как дыхание. Пока он зевал, собака отбросила его ударом лапы. Теперь…
Тонущим в океане боли сознанием он уловил, что собаки стали странно успокаиваться, их ярость утихла, по крайней мере на эту ночь. Они решили уйти. И уходили. С этой стороны опасность ему не грозила.
Тогда он откинулся назад, на жесткую землю, колющую сотнями стебельков высохших травинок, и стал думать о своем теле, разможженном, как зерно в жерновах. Вот ноги, они сломаны в трех местах. Вот руки, с ними почти все в порядке — нужно только перекроить мышцы в правом плече и на спине. Вот голова… Странно, что голова не пострадала…
Он лежал, глядя на звезды, и медитировал, собирая себя по кусонкам, воссоздавая себя заново. Скоро ему стало казаться, что он не так уж и пострадал. Он мог бы восстановиться довольно быстро, если бы… Если бы что?
Да, если бы ему не нужно было завтра вставать и вновь приниматься за дело. А это значит… это значит, что восстанавливаться придется еще быстрее. Ну что же, нужно пробовать. Значит, легкие и позвоночник…
Когда краем глаза он увидел на фоне темного неба три или четыре факела, то пожалел, что куда-то подевался его Гвинед. Если это мародеры, а это почти наверняка мародеры, лучше бы встретить их как следует, но… Странно, что они зовут его по имени. Может, это свои?
Собравшись, Лотар поднял голову и изо всех сил закричал. С губ слетело только слабое сипение, но даже оно отняло почти все силы. И, должно быть, на мгновение он все-таки потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то услышал:
— Лотар! Старина, это я. Ты слышишь меня?
Отвлекшись от боли, Лотар сосредоточился на лице, склонившемся над ним. Рубос, старый верный Рубос. Только почему у него дрожат губы и взгляд блуждает?
Он, наверное, думает, что с Лотаром покончено. Да он неразумнее, чем казался раньше. Или?.. Или видок у славного Драконьего Оборотня, как у потерпевшего поражение новобранца? Что же, он и в самом деле потерпел поражение. Но завтра он все равно должен быть в норме.
— Рубос, — прошептал Лотар, открывая глаза.
— Ты жив, ты…
— Рубос, найди Гвинед.
Рубос оглянулся. Несмотря на факелы, которые держали стражники, он не очень-то хорошо видел. Э, да у него глаза полны слез, понял наконец Лотар. Ну, придется сделать вид, что он этого не заметил.
— Но ты не выпустил свой Гвинед, Лотар. — Рубос сжал правый кулак Лотара. Тогда и Желтоголовый понял, что по-прежнему сжимает рукоять меча.
— Хорошо, — сказал Лотар и вдруг стал прерывисто дышать. — Рубос, знаешь, они что-то потеряли здесь — то, что им нужно. Сам город их не интересует.
И тогда поверх голов грозных стражников прозвучал холодный, уверенный голос Гергоса: