4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
Государственный комитет обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.
План гитлеровцев взять Москву к середине октября провалился, но… Немцы хозяйничают в Клину, Солнечногорске, Яхроме и Красной Поляне. До Москвы оставалось менее 30 километров. В расположенную в Красной Поляне 2-ю танковую дивизию вермахта уже завезли парадную форму для победного шествия по Красной площади Москвы.
Столица сдаваться не собиралась. В районные и городские комитеты комсомола и ВКПб шли нескончаемо люди с просьбой отправить их на фронт. Сотни тысяч москвичей — инженеры, служащие, домашние хозяйки, студенты — круглосуточно работают на строительстве оборонных рубежей. Люди недосыпают, руки с непривычки стерты в кровь. Немцы засыпают их листовками, предлагая не тратить силы зря, мол, все равно Москва будет сравнена с землей. Бумажки рвали, а когда сыпались бомбы деваться, увы, было некуда. Налет проходил, забирали убитых, раненых и, оплакивая погибших, люди вновь брались за лопаты. «Только на внутреннем поясе обороны в октябре — ноябре трудились почти 250 тысяч человек, три четверти — это женщины и подростки. Противотанковые рвы — 72 тысячи метров, надолбы, эскарпы и контрэскарпы — сто тридцать две с половиной тысячи метров. Вырыто сто тридцать километров окопов и ходов сообщения». «Этими женскими и полудетскими руками было вынуто три с половиной миллиона кубометров земли», — вспоминал маршал Жуков. Помнит ли сейчас кто-нибудь об этом?
Ощетинились ежами городские улицы. «Но сознание опасности увеличивает наши силы», — с такой статьей выступил 19 октября в «Правде» президент Академии наук СССР В. Л. Комаров. «Перед лицом смертельной опасности нужна величайшая стойкость. В ней — залог победы. Всю кровь, весь труд, все мысли — фронту! В победе над врагом — наше счастье, наша жизнь, наши надежды. И мы добьемся победы, добьемся упорной, тяжелой и самоотверженной борьбой на фронте и в тылу! Главное — твердость, непреклонность, решимость к победе»[17].
И Москва старалась. Она справилась с паникой, возникшей 16 октября после пущенных кем-то слухов об отравляющих газах, которые власть решила пустить в город, чтобы остановить немцев. Столица справилась с трусами, мародерами. «Да, 16 октября 1941 года войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы… Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних „энтузиастов“… А Красная армия лила в этот день кровь за благополучие бросающих свои посты шкурников»[18]. Такую запись в своем дневнике оставил 19 октября 1941 журналист и писатель Вержбицкий, которого и по возрасту, и по состоянию здоровья отказались взять в армию.
Страшный момент, когда Москва готовилась к «самому худшему», создавая подпольные группы, остался позади.
Надвигалась зима. Объявили, что бойцам Красной армии не хватает одежды. И москвичи понесли на сборные пункты пальто, валенки, шапки, носки и шубы, свитера, варежки. Многие отдавали то, что нужно было им самим, но «там нужнее». Только за год с небольшим ушли на фронт от москвичей 700 тысяч комплектов теплой одежды и полмиллиона продуктовых посылок. А Москва жила бедно. В начале сорок первого на месяц полагалось 4 кило картошки рабочему и 3 кило — иждивенцу или ребенку. Хлеб — 800 граммов рабочему, а в январе 1942 года уже 600 граммов. К зиме появились в магазинах плакаты «Как готовить мороженые овощи», только, случалось, и мороженая картошка выдавалась не всегда, хотя по карточке в декабре полагалось по норме уже 5 кило.
А «Правда» печатала текст памятки немецкого солдата, инструкцию отношения к советским гражданам. «Для твоей личной славы ты должен убить ровно 100 русских, это справедливейшее соотношение — один немец равен 100 русским. У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девушка или мальчик» («памятка германского солдата», найденная у убитого лейтенанта Густава Щигеля[19]).
18