Отряд продвигался к югу. Бойцы, торопясь использовать темноту короткой южной ночи, обливаясь липким и душным потом, долбили закаменевшую целину, оборудуя позицию. Отрыть окопы полного профиля не успели. Заныли над головой самолеты, принудив всех сжаться и замереть в неподвижности. Покружив немного и не обнаружив ничего подозрительного в обследуемой зоне, повернули обратно. Освещенная ранним солнцем земля выглядела по-прежнему плоской и гладкой.
Обнадеженные воздушной разведкой, не чуя опасности, облепленные гроздьями сидящих на броне солдат, машины табуном устремились в прогал. Нагло покачивая направленным вперед орудийным стволом, самоуверенно катила машина, на которую Зинченко (он после госпиталя добился возвращения в отряд) нацелил Змейку. Тренированным глазом прикидывая расстояние, автоматически ощупал припасенные в глубине окопа в небольшой нише справа гранаты и бутылки с горючей смесью. Когда расстояние сократилось метров до восьмидесяти, твердая рука бойца решительно подтолкнула собаку на выход. Змейка серой тенью скользнула из окопа, лавируя в иссушенных остовах бурьяна, взяла несколько вправо и, описав крошечную дугу, вышла на танк, едва различимым ручейком пыли отмечая свой путь… Собака нырнула под клиренс! Тяжелым, тягучим взрывом ухнули килограммы тола. Не поскупился Владимир, сумев реализовать свою давнишнюю задумку — приспособил к стандартному заряду дополнительную пару шашек! Машина словно ткнулась в невидимую преграду, по инерции чуть вскинулся перед, потом безвольно клюнул хобот орудия, и криво нахлобучилась плосковатая, разлапистая башня…
А боец, резко согнувшись, вжимается лицом в колючую землю… Нет. Не убит и даже не ранен. Это момент прощания с верным другом. Тут же автоматически вскидывается неразлучная СВТ, в прищуренных серых глазах скачут синеватые льдистые искорки, и с натужным, болезненным покрякиванием, словно раскалывая неподатливое узловатое полено, методично и расчетливо, как гвозди, одну за другой, вгоняет он одиночные, прицельные, злые пули, укладывая мечущиеся фигуры врагов.
Собак не осталось совсем. Ни одной! Значит, завтра против танков останутся только люди.
К этому периоду относится одно из воспоминаний Дины Соломоновны, записанных мною дословно.
«Стали думать и гадать, как сохранить собаку. Как и танк подорвать, и собаку сохранить? Материализовалось понятие: истребитель танков — смертник. Стало жаль губить собак, своих, родных. Появилась острая жалость не просто к собаке, а к конкретной собаке. Скажет кто-нибудь вожатому:
— А Жучок — твой? Сработал!
— Сработал. — И вставал перед глазами косматый кобелек, обожавший Толю. Веселый и смышленый пес.
— Думайте, думайте, — требовал Акишин, особо не рассчитывая на результат. Тем не менее с надеждой.
Думайте… Любимые слова. В том, что я стала командиром Красной армии, — заслуга Акишина. Он делал людей, учил жестоко, но в основе жестокости лежала доброта. Он кидал с обрыва в воду, но не давал утонуть.
А если предложить собаке догнать танк и вспрыгнуть на него? И хотя задняя часть танка с цилиндром — большое препятствие, но собака преодолевала его гораздо легче, чем нырок навстречу идущей машине. Собаки научились прыгать так, чтобы перепрыгнуть цилиндр, а кто поумнее — вскакивал на танк с правой стороны. Доложила Акишину появившуюся методику.
— Хорошо, вспрыгнула, а потом?
— Потом собака оставляет взрывчатку и убегает.
— Но где взять раскрывающийся вьюк, такой, чтобы она могла сбросить его самостоятельно?
Действительно — где?!
На этом и остановились.
Собак не спасли. Часть ушла на передовую. А мы ушли отступать».
Отряд разделился на три группы. Дина оказалась в группе танков и тягача. Спешно отправляли на передовую патроны, ружья, гранаты — все, что осталось. Старшина Скрыпник вместо того, чтобы грузить боеприпасы, занялся личным извозом — грузил тюки каких-то баб.
— Сволочь! — Выхватила «вальтер» и помчалась к негодяю. Тот свою кобуру расстегивает.
— Отойди, дура!
— Застрелю, сволочь! — кричала белая от гнева Дина. — Сбрасывай шмотки!
Подскочил Акишин. Мгновенно просек ситуацию. Рявкнул:
— Под трибунал захотел, Скрыпник! Опустить оружие, Волкац! Убрать оружие!
— Где эта передовая, — злобился Скрыпник, разгружая машину под наблюдением Акишина. Машина ушла на передовую. Последняя.
Их осталось пятеро среди колоссальной лавины отступающей техники и людского потока. В лавину этого хаоса затесался грузовик с харьковской концертной бригадой. Брызжет молоко на придорожную пыль из вымени кричащих от боли коров. «Солдатики, возьмите скотинку с собой», — умоляли крестьяне. Тысячи людей передвигались закопченные солнцем и порохом, накрываемые клубящейся пылью, оглушаемые жутким гулом, рвущимся из-под земли. Подрывали шахты. Время от времени бомбят. Воет, свистит, грохочет. Психика не выдерживала — некоторые сходили с ума.