«Отряд старшего лейтенанта Незнаева.
Группой Сальникова 19.8.43 года в 10 часов 30 минут на железной дороге Полоцк — Дрисса в районе деревни Тресковичи с помощью собаки вожатого Филатова подорван эшелон противника. 5 пассажирских вагонов с немцами свалилось под откос. Собака осталась невредимой и находится на задании»[50].
А позже в отчете о деятельности отряда Незнаева появилось существенное дополнение «заряд был сброшен собакой непосредственно у паровоза»[51].
«19 августа 1943 года в 11 часов на перегоне Полоцк — Дрисса подорван эшелон с живой силой противника. Уничтожены десять вагонов, выведен из строя большой участок железной дороги, от взорвавшихся цистерн с горючим на всем участке распространился пожар. С нашей стороны потерь нет».
С нашей стороны потерь нет! Дина не помнила себя от радости. Мальчишки вы мои дорогие! Скорее бы вас обнять. Однако ждать пришлось долго. Новое сообщение: «Встречайте. Перешли линию фронта в районе Полоцк — Невель».
Лишь в январе сорок четвертого вернулись ребята в родной взвод. Возмужавшие, слегка задающиеся своим партизанским житьем, они, родные, живые и здоровые, заняли свои места в строю. Тогда и рассказали, как все происходило.
Охранялась железная дорога усиленно, а «расположенные вдоль полотна немецкие гарнизоны вели беспрерывное патрулирование на глубину 3–5 километров. При появлении группы подрывников противник старался окружить ее. В лесу, вблизи ж.д. как, например, в деревне Тресковичи, были расположены некоторые воинские части немцев, во многих местах возле железной дороги были отрыты окопы на расстоянии 150–200 метров один от другого. В каждом окопе сидели 2–3 немца и один патрулировал между окопами. Охрана больших мостов, как, например, через реку Свельна, состояла из 40 солдат, на вооружении которых было 23 ручных пулемета, 1 станковый»[52].
Минеров с собаками Незнаев определил под командование сержанта Сальникова.
Первую попытку они предприняли в районе станции Борковичи. Бычков и Кириллов с Джеком подобрались на триста метров к полотну. Пустили Джека. Пес, пробираясь через завалы, вышел к линии, когда поезд уже проходил мимо. К несчастью, немецкий патруль обнаружил бойца прикрытия — помогали партизаны — и поднял тревогу. Группа приняла бой и отступила вглубь, потеряв в перестрелке бойца. Через шестнадцать дней группа вновь вышла к полотну, но в другом месте — в районе станции Тресковичи. Осмотрелись…
Никакой возможности на выход к цели ночью не было. Лес у полотна вырублен, трава выкошена под «ноль», хорошо видно дозорные вышки. Всю ночь работали прожектора, туда-сюда шныряли патрули с собаками. (Немцы пускали собак вдоль полотна, на поиски партизан, но их собаки могли обнаружить лишь запах человека, а не взрывчатки).
— Каковы наши действия? — поинтересовался Сальников, поудобнее устраиваясь на пенечке, и вздохнул. — Отходить надо… Что молчим, минеры? — Обернулся сержант к Филатову и Бычкову. Те переглянулись.
— Днем надо, — решил Бычков. — Светает как раз.
— Двойной риск, — констатировал командир.
— Возможно, — подтвердил Филатов и погладил собаку. — Дина справится, товарищ сержант.
— Добро.
И группа начала обдумывать план операции.
С самого утра светило солнце, и парило перед очередным дождем. На разогретой влажной земле томились на вьюках собаки — Дина и Джек. Ребятам страшно хотелось пить, курить. Аромат болотной кашки создавал невероятную иллюзию мирного бытия. Впереди двое солдат безмятежно пилили дрова. Немецкие солдаты перебрасывались отдельными ленивыми репликами, ребята все отлично слышали. Также как фашисты — наших, если бы те вздумали разговаривать. Вот когда бойцы смогли сполна оценить уроки «общения с собакой», полученные от командира взвода. Жестоко кусались мухи, но пошевелиться — упаси боже! И сколько еще предстояло лежать… Наконец долгожданный шум, но… вдоль пути неторопливо шагал патруль. Ждать. Снова поезд. И снова — патруль. Пропустили еще два эшелона. Истомившиеся собаки лежат, лежат накрепко прижатые к земле, то и дело порываются вскочить на знакомый шум. Только бы не подали от волнения голос — до полотна 100 метров…
Тяжелогруженый состав ползет судьбе навстречу. Патруль прошел. Даже если оглянется — поздно. Филатов пускает Дину. Вот она скользнула тенью за солнечный блик, на миг пропала в завале, вынырнула, тут же спустилась в кювет и, казалось, исчезла навек. Снова показалась, легко взбежала на насыпь. А несла она на себе «МЗД-5,4МВ-16, тол 4,800 кг» (!). Ступила между рельсов навстречу паровозу и замерла, насторожив темные ушки на спины удаляющегося патруля, словно соображая, а как быть теперь — работать дальше или ускользнуть от посторонних глаз? Внезапно рявкнул паровоз. Машинист, приняв Дину за патрульную собаку, предупреждал об опасности — немецкая овчарка, все-таки. Гудок поторопил собаку принять решение. Отработанным движением дергает она ручку. Запальный механизм приходит в действие: коротенький щелчок, и едкий дым тлеющего шнура ползет по насыпи[53]. Птицей кидается собака вниз. Она отлично знает — на прежнем месте ее не ждут: как только был сброшен груз, Бычков и Филатов метнулись к болоту. За спиной рвануло, и над лесом пополз густой черный дым. «Вот бежать было тяжело, вонючая жижа наползала в сапоги», — жаловались они. Они не заметили, когда именно запыхавшаяся Дина пристроилась к ноге Филатова. Двое суток они добирались к партизанской базе.