Выбрать главу

— Бе-елка! Белочка! — сказал он вслух.

Чёрненькие глаза-ягодки вопросительно уставились на Валерку: кто ты такой и что будешь дальше делать?

— Столбняк! — раздался сбоку уверенный голос, почти бас. — И разговаривает сам с собой — типичный случай, маниакальный нервоз…

Почти бас принадлежал Бубуле, человеку «почти» во многих отношениях. Он был почти взрослым, почти образованным, почти вежливым, почти добрым. Валеркин отец как-то сказал, что Бубуля — почти человек.

Откуда и как возникло это странное прозвище — Бубуля, никто уже не помнил. Но оно стало в жизни «почти человека» гораздо более важным, чем имя и даже фамилия. Только школьные учителя (Бубуля перешёл в девятый) продолжали ещё называть его Криничниковым, а так — Бубуля и Бубуля. И даже отца Бубулиного во дворе звали просто — Бубулин отец. Между собой, конечно.

Любимым Бубулиным занятием было сидеть на скамейке возле колченогого «козлячьего» столика и комментировать небогатую событиями жизнь двора. В нелёгком этом деле достиг Бубуля определённых высот, и всегда его окружали благодарные слушатели — ребята помладше, третьеклассники, пятиклассники.

— Белка! — повторил Валерка. — Белка!

Он произнёс это почти не разжимая губ, боясь пошевелиться, боясь спугнуть мгновение, когда глазки-ягодки доброжелательно смотрят только на тебя одного, и это глазки маленького живого пушистого зверька, настоящего, не телевизионного и даже не из зоопарка. Но Валерку услышали.

Бубуля сразу всё понял, хотя никогда раньше в их маленьком дворе белки не водились.

Словно какая-то туго скрученная пружина распрямилась в длинном его нескладном теле, распрямилась и мгновенно привела в движение руки, ноги. Бубуля был весь как на шарнирах, все части его тела двигались независимо друг от друга, но уже в следующее мгновение он очутился возле тополя.

— За мной, орлы! Окружай!.. — не переводя духа заорал Бубуля. Несколько мальчишек — Валерка даже не успел разглядеть кто — уже бежали со всех ног от скамейки.

Бубуля подхватил невесть откуда взявшийся увесистый булыжник и ударил им по стволу тополя.

— Заходи, заходи!.. Окружай!..

Белка быстро вскарабкалась на самую верхушку; на мгновение её вообще не стало видно из-за листвы. Но Бубуля всё сильнее и чаще колотил булыжником по стволу, и вдруг тёмный комочек полетел вниз, к земле.

Но белка не разбилась, нет. У самой травы комочек расправился, и зверёк стрелой помчался в глубь двора.

Бубуля отбросил ненужный теперь булыжник и заорал:

— Загоняй! Загоняй, ну, вы!..

Валерка кинулся к Бубуле, хотел остановить, схватить за рукав и крикнуть, крикнуть ему прямо в лицо!

— Ну ты, рохля, чего стоишь! — лицо Бубули исказилось каким-то звериным выражением, он стал похож на породистого волкодава из соседнего дома. — Загоняй, загоняй!

Валерка не успел ничего крикнуть: то ли Бубуля толкнул его, то ли другая неведомая сила, но он вдруг словно увидел себя со стороны. Да, это был он, Валерка Крутиков, но не тот Валерка, что минуту назад прищурившись разглядывал летнюю линялую белку, а совсем другой, с нелепо растопыренными руками; он бежал рядом с незнакомыми ребятами и вместе со всеми выкрикивал что-то дикое, непонятное самому.

Белка металась из угла в угол по маленькому уютному дворику. Металась и всюду натыкалась на огромных кричащих и топающих чудовищ. И с каждым мгновением их, казалось, становится всё больше и больше.

Двор имел только один выход, и выход этот был закрыт.

Белка об этом не знала, ужас гнал её дальше и дальше. Она запрыгивала на деревья, но тут же слетала вниз, не дожидаясь, пока Бубуля поднимет свой булыжник. Стремглав неслась к спасительному выходу, но, наткнувшись на кого-нибудь из ребят, с той же скоростью поворачивала назад.

И вдруг, в одно мгновение всё изменилось.

Белка внезапно замерла на месте. Она лежала теперь возле песочницы, на детской площадке. В какой-то бессчётный раз перебегала двор… и неожиданно затаилась.

— Тихонько, как бы она… — сказал кто-то из мальчишек.

— Не боись! Готова! — пробасил Бубуля, решительно направляясь к неподвижной белке.

Ребята медленно приближались к песочнице. Валерка вдруг с удивлением понял, что все они — свои, из этих домов. Один даже одноклассник, Венька Мишин.