— Это, по-вашему, справедливо? — казалось, собеседник искренне недоумевает.
— Разумеется, дружок. Во-первых, я человек, а во-вторых, шарманка-то моя. Да и зачем собаки деньги?
— Если я правильно понимаю, — не унимался молодой человек, — Вы считаете себя, в некотором роде, высшим существом, обладающим, к тому же, средствами производства?
— Ну, типа того, — шарманщик начал терять нить разговора.
— А, если предположить, что собака отберёт у Вас шарманку? Что тогда?
— Да кто ж ей даст, — захохотал шарманщик, представив себе эту нелепую ситуацию, — Я вот её, — и он продемонстрировал огромный грязный кулак.
— Хорошо, но для десятка собак это же не проблема?
— Это уж как пить дать, — шарманщика явно забавляла беседа. — Только кто же им объяснит? Ну, типа, что они смогут без человека прожить?
— Я знаю кто, — юноша положил руку на плечо шарманщику и несколько секунд пристально смотрел ему в глаза. Затем, не прощаясь, встал и вышел вон.
— Студент из Германии, — пояснил подошедший трактирщик. — Давно тут ошивается, пристаёт ко всем с дурацкими вопросами. Карлом зовут. Карл Маркс, кажется. Дурачок, конечно, но безвредный…
В середине мая старшее поколение, как всегда, до осени уезжало на дачу.
— Водичка колодезная, воздух, яйца настоящие, картошечку посадим, — трещала без умолку Клавдия Ивановна, вручая ключи от городской квартиры внучке Наталье. — Вам, молодым, таких вещей ещё не понять. Так, что живите тут, за всем присматривайте. И, смотрите, — это она уже Натальиному мужу Борису, — не хулиганьте тут, соседи у нас люди нервные.
Наталья с супругом честно кивали и преданно смотрели во все глаза. Хозяйка, шумно дыша, стала спускаться по лестнице.
— Натусик, одна просьба, — муж Клавдии Ивановны наклонился к уху племянницы и что-то прошептал ей.
— Что он сказал? — спросил Борис. — Поливать любимый кактус?
— Не трогать какую-то собачку в книжном шкафу, — беззаботно рассмеялась Наталья.
— Не трогать собачку, собачку-кусачку! — радостно завопил её супруг и закружился по комнате. — На пять месяцев у нас своя квартира!
— И собачка, которую нефиг трогать, — откликнулась Наталья, распахивая стеклянные дверцы шкафа.
Там, действительно, стояла фарфоровая фигурка гончей.
— Никому не говори, — заговорщицки подмигнула ей Наталья и поцеловала в чёрный холодный нос…
Вечером у Бориса разболелся зуб. К ночи боль стала невыносимой, и пришлось ловить машину, ехать в дежурную поликлинику, что бы удалить его.
— Гадфская фобака, — прошепелявил муж, когда они вернулись домой. Он верил в чёрных кошек, цифру тринадцать, упавшие ложки и прочие приметы.
— Собачку, долой! — бодро откликнулась Наталья и, подойдя к шкафу, повернула фигурку носом к книжным корешкам.
Через час с потолка потёк кипяток. Соседей сверху дома не оказалось. Вызывали МЧС, участкового, носились по квартире с тазами и тряпками.
— Но мы же в этом не виноваты, — устало плюхнулась в мокрое кресло Наталья, когда всё закончилось.
— Фобака. — Борис мрачно указал на повёрнутую к ним хвостом фарфоровую гончую. — Фука!
Наталья, задумчиво, опять развернула собаку мордой в комнату и осторожно подышала на неё, сдувая пыль. Ночью, несмотря на усталость, она не могла уснуть.
— Она смотрит на нас, — прошептала Наталья мужу.
— Накрой её чем-нифудь, — так же шёпотом ответил Борис.
На собаку бережно накинули носовой платок. Они уснули только на рассвете, а в семь утра пришла SMS. Наталье сообщали, что она только что сняла все деньги с кредитки. Кошмар продолжался!
— Я убью эту фуку! — орал Борис, размахивая молотком.
— Не смей, идиот! — оттаскивала его от шкафа Наталья.
На их крики, нервные соседи вызвали милицию…
Вечером, проклиная всё на свете, измученные супруги ехали в пригородной электричке на дачу к Клавдии Ивановне.
— Собачка — с порога, обречённо, выдохнула Наталья. — Мы трогали собачку!
— Натусик, какую собачку, — муж Клавдии Ивановны выпучил глаза.
— Ту, которая в книжном шкафу. Которую вы сказали не трогать, — по-детски заревела Наталья.
— Да, заначку! Я просил не трогать мою заначку! — рассмеялся тот.
— Какую такую заначку? — сверкнула глазами Клавдия Ивановна.
— Хосю саресаться, — прошепелявил Борис, и устало сполз по стене на пол. — И саресать кое-кого…
Графство Артуа это болота, торфяники и заросшие камышом озерца. Постоянные дожди, туман и ядовитые испарения. Однако земли Артуа богаты бобрами, водяными крысами, лягушками и пиявками — настоящий рай для охотников. Нет большего наслаждения, чем, поднимая тучи брызг, мчаться на коне, за сворой воющих псов. Палить в каждую кочку, в надежде, что это затаившаяся дичь. Проблема в одном, после первых пяти минут охоты, гончие так перемазываются в грязи, что многие охотники принимают их за болотных жителей и в азарте пристреливают…
Самюэль Креббс всю жизнь проработал охранником в одной из федеральных тюрем Восточного побережья. Есть такое выражение — «Самый лучший тюремщик получается из заключённого», а если продолжить эту последовательность, то «Из самого лучшего тюремщика получится С. Креббс». Преступники, которых он охранял, жили по расписанию, нарушить которое даже не приходило им в голову. Все были здоровы, накормлены, чисто одеты и вели себя вполне благопристойно. И всё это достигалось не жестокостью и побоями, а, исключительно, внушением и буквой Устава.
При выходе на пенсию Самюэль получил в подарок именные часы от начальника тюрьмы и гражданский костюм, пошив которого оплатили, скинувшись, его подопечные. Несколько месяцев новоявленный пенсионер пытался привыкнуть к телевизору и пиву, но так как бездумное времяпровождение было ему не свойственно, то вскоре он приобрёл несколько акров земли, дюжину английских фоксхаундов и открыл «Собачий питомник Креббс Голд-Хаунд».
Ах, что это был за питомник! Огороженный блестящей металлической сеткой, с идеально ровными дорожками, посыпанными песком. Вольеры вычищены, никаких запахов и намёка на помёт. Родильное отделение белоснежно и стерильно. Площадка для щенков. Небольшой карцер суров, но сияет чистотой. Собаки ухожены, сыты и здоровы. Распорядок жизни заключ… упс! животных идеален и непоколебим — подъём, оправка, завтрак, отдых, спортивная площадка, обед, сон, опять спорт, ужин, вечерняя оправка и отбой. И, надо сказать, благодарные фоксхаунды, не замедлили принести первое потомство, которое было распродано в рекордно короткие сроки. Вслед за первой собакой, ощенилась вторая, затем третья. Щенки рождались, как на подбор — крепкие и идеально здоровые. Креббс работал, как сумасшедший. Принимал роды, чистил вольеры, готовил еду, делал прививки. Слава о питомнике уже вышла за пределы штата и к Самюэлю начала выстраиваться очередь. Его щенки казались, словно сошедшими с конвейера. Серьёзно глядя перед собой, они строем выходили к посетителям, одновременно останавливались и усаживались в ровную шеренгу…
Как всегда, беда пришла, откуда не ждёшь.
— Хотим материнского счастья, — недавно ощенившаяся фоксхаунд, не мигая, смотрела в глаза Креббса.
— Не понял, — растерялся Самюэль. — Ты же пару месяцев, как родила.
— Материнское счастье, не в родах, — собака чуть улыбнулась. — Мы хотим их растить и воспитывать. Понимаешь? Видеть, как они делают первые шаги, как режутся и выпадают молочные зубы, спать рядом с ним, рассказывать на ночь сказки.
— Но у нас же Питомник! — Креббс просто не мог её понять.
— Не у нас, а у тебя. Запомни, пока щенки не вырастут, они будут жить с нами.
— Посмотрим, — Самюэль сказал это так, что, казалось, лязгнула закрываемая дверь камеры.