Во время своего визита в Египет (1970 г.) президент Франции Ж. Помпиду навестил Ахмеда Исмат Абдель Магида (будущего министра иностранных дел) в его загородной резиденции. Навстречу гостям, радостно помахивая хвостами, выбежало несколько армантов.
— О-ля-ля — всплеснул руками Ж. Помпиду, — какая трогательная забота о бездомных животных.
— Это чистокровные египетские овчарки, — холодно проронил Ахмед Исмат Абдель Магид.
— Да у нас половина Парижа таких овчарок, — рассмеялся президент Франции…
Отношения Франции и Египта были испорчены на долгие 15 лет.
Аиди не такая крупная и более мягкая по натуре, чем другие пастушьи сторожевые собаки. Высота в холке 53–63,5 см. Поджарое, но с хорошей мускулатурой тело покрыто грубой, защищающей от непогоды шерстью. Её родина — Римская империя. Отправляясь в походы, римские солдаты обязательно брали с собой свору Аиди. Ночью эта собака заменяла собой добрый десяток сторожей и, если считается, что Рим спасли гуси, то римские легионы спасли Аиди. Её невероятное чутьё позволяет обнаружить чужака за несколько километров. Уловив незнакомый запах, псы поднимали такой невероятный вой, что у вражеских лазутчиков кровь стыла в жилах…
Сегодня найти Аиди достаточно сложно, так как их практически не разводят. Мой приятель, которого разочаровала жизнь в мегаполисе, решил перебраться в свой загородный дом. «Свежий воздух, здоровая пища и интернет, что ещё нужно человеку? — решил он. Одно пугало переселенца — безопасность, и он решил обзавестись сторожевой собакой, а лучше — двумя. Как человек обстоятельный, он нашёл в Гугле лучшую сторожевую породу и стал обладателем двух Аиди… Первый день прошёл превосходно. Собаки обживали дом, носились по участку и гоняли белок, а ночью заступили на дежурство. И начался ад. Каждый скрип половицы, мышиный чих и падение яблока сопровождалось душераздирающим воем. Приятель вскакивал с кровати, хватал помповое ружьё и орал, — Кто здесь?!!! Выходи!!.. Днём вся троица отсыпалась, а ночь стала продолжение кошмара. Вой и вопли «Кто здесь?» длились до утра. К концу недели собаки были проданы сторожам за две бутылки самогона. Когда, спустя несколько дней, сторожа предложили вернуть собак плюс ещё самогон — приятель только рассмеялся. Хитроумные сторожа напряглись и продали собак цыганам. Те, в свою очередь, презентовали их участковому, от которого псы сбежали и вернулись к сторожам. Продолжения истории я не знаю, но, если вам предложат двух сторожевых псов, поинтересуйтесь их породой. Не Аиди ли это?…
Поселившись в 1888 году в Арле, Винсент ван Гог, каждое утро, взяв этюдник, отправлялся писать пейзажи. Проработав до полудня, пока слепящее солнце Прованса не размывало всё вокруг, художник заходил в какую-нибудь придорожную гостиницу, где обедал, а, иногда, оставался ночевать. Так, однажды, заглянув на некий постоялый двор, он был крайне удивлён обилию овчарок, мирно спящих в прохладе дома.
— Не укусят, — мрачно кивнула на них хозяйка, худая женщина в голубом, выцветшем платье.
— Любите собачек, мадам? — поинтересовался ван Гог.
— Муж, — кивнула куда-то в сторону дверей дама, и устало добавила — Дьявол их всех разорви.
Поставив свой стул так, что бы быть на хоть каком-то сквозняке, художник достал альбом и, в ожидании обеда, принялся набрасывать углём морду ближайшей собаки.
— Ах, хорош! — из-за его спины, плотный крупноносый мужчина разглядывал рисунок. — Я вижу, мсье, художник?
Ван Гог, не отрываясь, кивнул.
— Слушайте, — мужчина смотрел то на рисунок, то на собаку. — Это мои пёсики. Хочу построить рядом с гостиницей псарню. «Этуль де прованс»! А? Как вам название? Собрал тут у себя лучших овчарок. Де Брес, Де Савойя, Де Лангедок! Между нами, немалые деньги заплатил, за этих красавцев.
Ван Гог рассеянно покивал.
Мсье, — хозяин присел перед ним на корточки. — А сможете нарисовать моих красавцев? Только не углём, а, настоящую картину — красками. Если получится, то заплачу, сколько скажете.
Жена его, готовившая на кухне обед, выругалась и загремела посудой.
— Хорошо, — пожал плечами художник. — Напишу за обед и ночлег. Согласны?
Ударили по рукам. Хозяин выволок на двор трёх упирающихся псов, которых явно не прельщала мысль спать на солнцепёке. Ван Гог сел под навесом, установил холст и погрузился в работу…
— Ну… похоже, похоже, — хозяин явно не мог скрыть своего разочарования, разглядывая законченную картину. — Что-то, даже, в этом есть.
Он прищурился и отошёл на несколько шагов назад.
— Я так понимаю, мсье, начинающий художник? Но, раз я обещал, то обещал. Оставайтесь ночевать бесплатно.
— Благодарю, — ван Гог улыбнулся. — Мне тут недалеко, успею до темноты, но спасибо.
— Знаете что, — хозяин на минуту исчез и вернулся запиской. — У меня в Арле живёт племянник. Отличный парень. Так вот, он там, в училище преподаёт черчение. Рисует, закачаешься! Вот вам его адресок, скажете, что от меня. Возьмёте у него пяток уроков, совсем другое дело будет. И не благодарите, не благодарите… Уж, поверьте, я талант за версту чую.
Ранней весной 1874 года юный Бенджамин Лейси вышел из своей Нью-Йоркской конторы растерянный и одновременно окрылённый. Босс, полковник А. Браун, вызвал его в офис и сделал предложение, которого Бенджи ждал уже несколько лет — занять место управляющего чикагского филиала. Шесть долгих лет Лейси преданно и честно трудился на босса, пройдя нелёгкий путь от курьера, до старшего приказчика на складе охотничьих товаров. Долгожданное место управляющего сулило такие блага, от которых просто захватывало дух. Однако путь к счастью, как всегда вёл через испытания. Неделю назад, на деловой встрече с постоянным клиентом агентства «Pinkerton Inc», полковник услышал о существовании на Дальнем Западе удивительных синих собак. Гость, блестя глазами, увлечённо рассказывал об их уме, свирепости, выносливости и первобытной грации. Полковник, ярый собачник и охотник словно помешался на этой загадочной породе, и вот сегодня вызвал Лейси к себе. Суть его предложения была проста, или Бенджи до глубокой старости трудится старшим приказчиком, или немедленно отправляется на Запад, добывает пять-шесть синих собак и возвращается в должности управляющего филиалом… И уже через семь дней Лейси, одетый в дорожное пальто, выходил из вагона на конечной станции с непроизносимым индейским названием. Как он и ожидал, расспросы местных ни к чему не привели. Впрочем, Бенджи и не верил в столь быструю удачу. Отправив телеграмму в Нью-Йорк и дождавшись почтового фургона, юноша продолжил свой путь…
Это лето стало для Лейси временем испытаний. В маленьких, пыльных городках, зачастую состоявших из магазина-склада и гостиницы, его восточный акцент вызывал недоумение, а вопросы о синих собаках — подозрения или насмешки. Переночевав в негостеприимном городе, Бенджи двигался дальше. Он привык спать в палатках, фургонах, на заброшенных фермах и просто под открытым небом, привык питаться сушёным мясом и сухарями. Первый месяц ему ещё снился Нью-Йорк, контора, полковник за своим столом, но со временем сны просто покинули его. Заходило солнце, и Лейси проваливался в чёрную яму, что бы наутро проснуться и продолжить свой путь. Однажды он вдруг испугался, поняв, что забыл, для чего пустился в путешествие и для чего разыскивает этих синих собак…
В первые дни осени в приграничном, наспех построенном форте Бенджи показали дряхлого проводника индейца, который довольно сносно понимал английский. Это был первый встреченный им человек, который на вопрос о синих собаках уверенно кивнул головой и показал рукой на запад. Наняв старика за десять долларов и пообещав свои часы, в случае удачи, Лейси двинулся дальше. На второй же ночёвке проводник исчез, а утром появились индейцы. Пятеро краснокожих всадников неспешно подъехали к его лагерю, молча связали Бенджи руки и погнали впереди себя.