— Хочешь сказать, пока вы на орбите висели, вас никто не замечал?
Лазарев взглянул на неё аки мудрый отец на неразумное дитя.
— Идеализируешь ты. И недооцениваешь.
— Что идеализирую?
— Возможности современной техники. Они, не спорю, солиднее, чем в шестьдесят пятом, но до полного совершенства далеко.
— А недооцениваю-то я что?
— ТУЗИКа нашего. Он для своей эпохи был последним словом техники. И в ту эпоху системы слежения были — хуже, чем сейчас, но были. И способы их обойти или обмануть были тоже.
Саша собралась полюбопытствовать, что это за неувядающие способы, которые не устаревают десятки лет. Но раздалась пиликающая трель дверного звонка.
Лазарев и до этого расслабленным не был, а тут весь подобрался и бросил на неё подозрительный взгляд.
— Мой телефон у тебя, — напомнила Саша. — Я никуда не отходила. Руки всё время держала на виду. Считаешь, я настучала сообщение на азбуке Морзе соседям пяткой по линолеуму?
Звонок повторился.
Лазарев дёрнул подбородком в сторону прихожей.
— Открывай. — Голос у него был твёрдым не просто как сталь, а как отменно наточенный стальной нож. — Без фокусов.
Правда не представляя, кого там принесло, Саша побрела к входной двери. Лазарев пошёл за ней.
7
Он встал в углу со стороны дверных петель. Саша посмотрела в глазок, но никого не обнаружила. Кто-то балуется?
Позвонили снова.
— Кто там?
Вместо ответа опять звонок.
Саша пустила к глазку Лазарева, тот сам убедился, что звонившего не видно.
Если за дверью притаился коварный недоброжелатель, он бы что-нибудь придумал и сказал, чтоб дверь ему открыли. Не надеется же он, что Саша откроет не пойми кому? Или надеется? Не знаешь, что хуже: недооценить или переоценить чужие умственные способности.
Будь она дома одна, ни за что бы не открыла. Но Лазарев знаком велел отпереть дверь, пришлось подчиниться. О чём Саша пожалела через полторы секунды, когда второй раз за вечер оказалась притиснутой к стене. Но если Лазарев прижимал аккуратно, то нынешний гость не миндальничал — припечатал крепко, вцепившись в шею и обдав щедрым потоком мата.
Поток быстро иссяк. Лазарев изначально стоял между стеной и открытой дверью, сыгравшей роль перегородки, и только поэтому новый визитёр вообще успел дотянуться до Саши.
Через искры, сыплющиеся из глаз, она видела, как Лазарев одним ударом заставил здоровенного детину согнуться вдвое, а вторым свалил на пол. Детина был выше и существенно шире, но это не помогло. Саша хрипела и кашляла, пытаясь продышаться. Детина орал от боли, мат уже перемешивался с цензурными словами, общий смысл сводился к претензиям насчёт сломанной руки. С рукой Лазарев впрямь не церемонился, а теперь ещё ткнул детину мордой — определения «лицо» эта физиономия в данный момент не заслуживала — в пол и велел молчать.
— Кто это? — Упираясь коленом во вражескую спину, Лазарев схватил гостя за волосы, заставив поднять… ладно, пусть будет лицо; чтоб Саша на него посмотрела. — Кто?
— По… понятия не имею, — выдавила она и опять раскашлялась.
Лазарев обратился непосредственно к субъекту:
— Ты кто?
Субъект попытался извернуться и вырваться. Это ему не удалось. Он вновь продемонстрировал владение инфернальной лексикой. Запас слов, надо отметить, был весьма ограниченный, но скудость терминологии компенсировалась пылкостью высказываний. Если серьёзно, никакая это была не пылкость, а звериная ярость с тупой ненавистью.