Три дня, плюс электрик со злобными щипцами, минус сто долларов, равно икс. Уравнение требовало решения.
Иванов набросил свитер на майку, натянул джинсы вместо полушерстяного "адидаса", тапочки решил не менять. Да и идти все ничего - подняться на этаж выше.
Нужный человек - сосед Валера был дома. Открыл сам, слегка распаренный, розовый, удовлетворенно посапывающий.
- Привет, сказал удивленно он, - Что случилось? Оторвал от стола.
- Разговор есть.
Иванов был заносчивый, хитрый, с соседями во дворе не пил, лишь пожимал руки и перебрасывался парой слов, и Валере было интересно, что же занесло этого высокомерного соседа в его пенаты.
- Ты выйдешь?
Интрига. Иванов просит выйти. Валере было настолько интересно, что он решил - ужин потерпит. А вдруг он сейчас уйдет, и тайна останется тайной. Это было выше его сил, крепче отварной свинины, что дымилась с картошкой на столе.
- Ну, давай, только быстро, - произнес он и прикрыл входную дверь, отрезая любопытных домочадцев от предстоящих событий.
В том, что Валера работал водителем в "Энергонадзоре" знали все. Обычное дело. Уазик - "буханка", канистра сэкономленного восемьдесят восьмого, кочующая по выходным из "буханки" в квартиру. Пятничный запой - день водителя, если в субботу не рыбалка или не по грибы. В общем, классика жанра.
Иванов описал ему ситуацию. Тот почесал за ухом, жирно с прихрюкиванием улыбнулся и ободряюще сказал:
- Решим.
- Давай так, - затараторил окрыленный Иванов, - Сотня им, полтинник тебе. Идет?
- Поговорю завтра, думаю, все сложится.
На этом ударили по рукам, и Валера скрылся, влекомый запахом свинины, а Иванов решительно двинулся обратно.
- Ну как? Что сказал? Поможет? - встретила обеспокоенная жена.
- Да. Взялся, - по-деловому отчеканил Иванов.
На следующий день, ближе к вечеру Валера заглянул сам.
- Давай предписание, деньги.
Он был крайне важен, скор и жадно курил.
- Завтра зайди, поговорим, по рюмашке хлопнем, - неожиданно произнес Иванов.
Он не любил чужих людей, случайных гостей, излишней суеты, но здесь такой случай. Надо, вдруг подумал он. Надо, для большей убедительности сказал сам себе.
Прошли еще сутки, мысли стали остывать, тревоги притупляться и когда Валера появился на пороге, Иванов вдруг подумал - может откажется от рюмки, может обойдется этим полтинником, заработанным легко за сутки, может дела какие у него. Вот сейчас пожмет руку и скажет: "Извини старик, ты там готовился, ждал, а я, эдакая свинья, подвел. Жена, понимаешь, придумала к сестре съездить. Срочно. Извини". "Ну, как-нибудь в другой раз", - ответил бы Иванов, понимая, что другого раза не будет. Но ничего этого не произошло. Валера, похрюкивая протянул пятерню из баварских колбасок, мягко сжал жилистую ладонь Иванова и хитро пихнул его пузом так, что хозяин слегка попятился.
- Привет! - сказал "решала", - Вот твоя оплата. Долг закрыт.
Нужно было кричать "ура!", но будто очнувшись, хозяин произнес:
- Заходи. Давай по рюмахе.
Жена быстро накрыла стол, подрезала колбаски, достала позавчерашние голубцы, заправила капусту, выловила со дна трехлитровика расползающиеся от ароматного рассола помидоры.
Первая пошла замечательно. Под тост о здоровье.
Потом говорили о погоде, машинах, шуме, который от детей во дворе. Не преминули вспомнить об обоссаном подъезде. Долго вычисляли негодяев, но так и не вычислили. О соседских котах и собаках. Травили анекдоты.
Казалось, вершился дружеский интересный вечер, единение душ, но это было не так. Иванов любил поговорить совсем о другом. О культуре, политике, о философии жизни, о том, почему родителей любят до конца жизни, а мужей бросают раз и навсегда, о том, какие процессы происходят во сне, сколько вырабатывается инсулина, и чем полезен мелатонин, что такое смерть и есть ли бог, как физическое явление.
Валера был проще, и их разделяла пропасть. После погоды, котов и автомобилей, когда на место первой сорокоградусной появилась вторая "столичная", не без укоризненного взгляда жены, он размяк окончательно и задумчиво произнес:
- А помню, как мы с батькой косили сено...
После этих слов Иванов поперхнулся, слегка перекрестился и выскочил в коридор, ссылаясь на нужду. В коридоре он приоткрыл дверь в отхожее место, заставляя дверь скрипнуть, а сам замер на месте и, пользуясь тем, что гость находился к нему спиной, начал показывать жене всевозможные гримасы. То делал вид, что засыпает, то вдруг обмякал, как слизь, то корчил рожи - высовывая язык, выпучивал глаза, делал свиную рожу и неслышно похрюкивая, колесом выгибал живот. Жена наоборот трясла головой, мол - уйди сволочь, сгинь, а когда Валера нырял с головой в тарелку, произносила тысячу неслышных слов, превращая лицо в поролоновую мочалку.