Нравственная ситуация предельно обострена в рассказе В. Суглобова «Персональное дело Олега Егорова». Комсомольское районное бюро пытается найти побудительные причины проступка десятиклассника Олега Егорова, который подговорил шпану обобрать его же соклассников Маслова, Котова и Сорокина. Но оказывается, что здесь не просто хулиганство и даже не мальчишеская месть, хотя поначалу все выглядит именно так (несколько ранее те же одноклассники не пришли на помощь Олегу в аналогичной ситуации).
Автор ставит своеобразный психологический эксперимент: в одной и той же ситуации он проверяет на отношение к долгу, чести, товарищеской взаимовыручке одинаковых по возрасту молодых людей, которые вместе учатся, читают одни и те же книги, воспитываются одними и теми же учителями. И вот парадокс — условия одинаковы, а результаты диаметрально противоположны. Товарищи Олега (а кто из них, наверное, не мечтал о героизме, подвиге) не выдерживают первого же серьезного испытания — предают Егорова в ответственный момент.
Писатель далек от мысли идеализировать и поступок Олега (несомненно, честь тоже надо отстаивать чистыми руками), но самое главное, что заложено в этом пареньке — цельность натуры, неотделимость личного и общественного — читателем, без сомнения, будет принято. С максимализмом Олега Егорова можно сколько угодно спорить, но нельзя не согласиться с его нравственной позицией, которая отчетливо проявляется хотя бы вот в этом диалоге:
«— Скажи, Олег, были твоими друзьями Маслов, Котов и Сорокин? — спрашивает секретарь райкома.
Олег пожал плечами.
— Н-нет… Просто одноклассники.
— Почему же ты решил, что они должны были пойти с тобой, когда тебя вызывали?
— Если бы их кого-нибудь вызвали — я бы пошел.
…Олег помолчал, потом заговорил сбивчиво:
— Не знаю… Может, правильно — мы не друзья и — не обязаны… Но мы из одного класса! В комсомол вместе вступали…»
Читая повести, рассказы, романы последних лет, замечаешь, что проблема современного положительного героя (равно как и современного героизма) все чаще соприкасается или взаимопересекается с проблемой деловой нравственности — «чести в деле». И это естественно, поскольку, с одной стороны, вопрос о деловой чести нынче действительно стоит очень остро, а с другой — на этом оселке в наше, не очень-то богатое исключительными ситуациями, время чаще всего и проверяется личность.
В самом деле — энтузиазм, стойкость, мужество в преодолении преград, романтическая устремленность — все это, в конце концов, приложится, если ответственен и нравственен человек в основе основ всей нашей жизни — созидательном труде на благо общества.
В этом убеждаешься, например, при чтении уже упоминавшейся выше повести В. Шкаликова «Двадцать километров в час». ЧП, ставшее основой сюжета данного произведения, — не просто результат цепи случайностей или простой небрежности, как сперва может показаться (машинист с помощником вместо тормозного «башмака» подложили под колеса чурочку, чурочка вылетела, платформы с песком выкатились из тупика на главный путь и столкнулись с поездом), а именно следствие безнравственного подхода к своему делу. И автору повести убедительно и психологически точно удалось это доказать, проследив характер главных виновников аварии через сцепление незначительных деталей и нюансов.
Вроде бы все просто в возникшей ситуации: машинист Чагин велел положить в нарушение техники безопасности несчастную чурочку, которая сыграла такую роковую роль, а его помощник, только что демобилизовавшийся Толя Рябцев, не задумываясь, исполнил. Но обманчива эта простота: за ней стоит бездуховность одного и социальная инфантильность другого.
Как профессионал высокого класса, Борис Чагин не мог, не должен был допустить столь непростительной небрежности (здесь не забывчивая поспешность, а именно преступная халатность). Но в нем давно уже поселился вирус стяжательства и равнодушия, который задушил в машинисте все остальное, в том числе и профессиональную честь. Любимое дело в последние годы стало для него не более, чем источник дохода. Само же содержание работы, стремление сделать ее как можно добросовестнее давно отошло на второй план.
Толя Рябцев много моложе Чагина. Это мечтательный, восторженный юноша, который в своем воображении видит себя осыпанным цветами, с орденом на груди. Воображение его вообще постоянно рисует одну картину радужнее другой. Даже не утихает оно и тогда, когда обоим становится ясно, что грозит авария. Толя представляет себе, как будет рассказывать знакомой девушке-брюнетке, что только благодаря ему, Рябцеву, удалось предотвратить катастрофу.