Однако все дело в том, говорит нам писатель, что мечтательность и романтичность Рябцева не подкреплены необходимым нравственным содержанием. Вот почему, воображая себя героем, молодой помощник машиниста в то же время безропотно соглашается с Чагиным, который, предчувствуя неизбежность аварии, предлагает напарнику: «Слушай, Толька, как у нас было. Ты под дозатор подкладывал не чурочку, а вот этот «башмак». И кто его вытащил — откуда мы знаем?» Рябцев молча нагнулся, поднял с пола «башмак» и швырнул его в открытую дверь. Железка упала точно рядом с березовой чурочкой».
И безжалостно-пародийной выглядит очередная картина воображения Толи Рябцева, когда (уже после смены), сидя в кинотеатре со своей брюнеткой на фильме «Жестокость», очередной раз представляет он себя в роли честного и благородного рыцаря.
«…Толкая перед собой Чагина, Толя входил в милицию. Давал честные показания. Твердой рукой подписывал протокол. Обритый, но счастливый, уезжал к месту отбытия наказания…»
Фильм «Жестокость» упомянут в повести «Двадцать километров в час» не случайно. Нилинский Венька Малышев и Толя Рябцев В. Шкаликова, отделенные друг от друга несколькими десятилетиями и находясь в весьма и весьма несхожих обстоятельствах, поставлены тем не менее перед одинаковым по сути нравственным выбором: обмануть, сподличать, спрятать голову под крыло от чужой беды, которая, кстати, сотворена не без твоей помощи, или, преодолев себя, найти в себе мужество поступить по голосу совести?
Собственно, первым-то порывом Чагина и Рябцева и было — догнать дозаторы, что-то сделать для предотвращения столкновения. Но, как показали дальнейшие события, это оказалось всего лишь непроизвольным инстинктивным движением, а не глубоко осознанным нравственным актом. Бросившись было в погоню за дозаторами, Чагин вскоре прекращает ее, потому что дальше требовался риск — надо было идти на превышение максимальной скорости в 20 километров в час, установленной для строящейся железнодорожной ветки. Но риску во имя спасения людей (не говорим уж, что необходимо было исправлять собственную же ошибку) Чагин предпочитает обман.
В этот критический момент и отличиться бы Толе Рябцеву, проявить характер настоящего комсомольца, обнаружить свой героизм. Но одно дело маниловские фантазии, другое — реальность, в которой помощник машиниста оказывается полной противоположностью себе воображаемому. И если Венька Малышев из повести Павла Нилина, невольно обманув поверившего ему (пусть и врага) человека, в своих нравственных терзаниях доходит до самоубийства, то Рябцева беспокоит одно: не привлекут ли его к ответственности.
Так и оставляет В. Шкаликов Толю Рябцева с этим липким страхом в душе, несколько даже демонстративно «забывая» о нем где-то на середине повести.
А поезд спасает другой комсомолец, один из строителей дороги Сергей Гилев, ехавший в том самом поезде, которому суждено было столкнуться с платформами с песком. На полном ходу, раненый (поезд к этому времени платформы нагнали и вытолкнули на боковую ветку, ведущую к недостроенному мосту), он свисает с подножки, рискуя попасть под колеса, и подкладывает под колесо вагона тормозной «башмак».
Поступок этот был совершен вовсе не в расчете на будущую славу (о нем как раз никто и не узнал). Он был совершен Гилевым, так сказать, в рабочем порядке, продиктованный необходимостью момента. И, хотя о Сергее автор рассказывает значительно меньше, чем о том же Рябцеве, нам ясно даже по этой будничности подвига, что перед нами человек незаурядного мужества и большой нравственной силы. Ведь Гилев не только спасал жизни тех, кто находился в поезде, но и, что не менее важно, спасал он и труд тысяч людей, построивших дорогу и мост, спасал и детище своего собственного труда.
Нравственное наполнение поступков современного молодого человека, оказавшегося перед необходимостью взять на себя бремя ответственности, волнует и автора повести «Последние каникулы» Льва Хахалина. И здесь тоже остро встают проблемы деловой чести и нравственности.
Приехав в колхоз, бойцы студенческого отряда с энтузиазмом берутся за дело. Но оно у них не заладилось, хотя они и стараются вроде бы изо всех сил. Почему?
У директора совхоза на сей счет твердое мнение: «Честно работать — мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать».