– О, прощай, Магда, прощай, Ханна! – нарочито трагическим голосом произнес Аксель.
Магда, глядя на своего веселого мужа, тоже отбросила мрачные мысли и решила ему подыграть.
– Прощайте, Аксель и Якоб! – так же трагически произнесла она.
Глядя на них, красавица Ханна усмехнулась. И только Якоб не понимал этой шутки.
– Чему вы смеетесь? – спросил он. – Ведь мы ничего не знаем! Надолго ли нас разделят? Как там вообще все будет?
– Нас разделят на целых три дня! – все так же шутливо ответила Ханна. – Вот и проверим наши чувства.
– Да, это их немецкий порядок, – кивнула Магда. – Насчет порядка они сумасшедшие.
Однако Якоб не разделял их беспечности.
– Можно ли верить немцам? – спросил он.
Аксель покачал головой:
– Опять паникуешь! Какой у меня нервный компаньон! Якоб, мы будем работать, как всегда, и мы бессмертны.
– Это почему еще?
– Потому что мы ювелиры! – ответил Аксель, назидательно подняв палец. – А золото сильнее смерти.
– Держись его, он везучий, – посоветовала Магда Якобу, с любовью поглядывая на мужа.
А Ханна сообщила:
– Немцам можно верить. Знаю это из личного опыта.
– У тебя был роман с немцем? – оторопел Якоб.
Ханна не ответила. А Аксель засмеялся:
– Самое время признаваться! Перед Собибором…
– Мне рассказывала моя подруга Милка, – сказала Магда, – что она бывала в Польше. В восточной ее части – как раз там, куда нас везут. Там кругом леса, деревень совсем мало. Лесной край…
– Вот и отлично! – заявил Аксель. – Будем жить в лесу, дышать чистым воздухом! Это будет полезно для твоих легких, Магда, а то в последнее время ты жаловалась на насморк. Здесь ты сможешь его вылечить.
– Но если тут одни польские деревни, где мы будем работать? – спросил Якоб. – Крестьянам не нужны бриллиантовые колье, ожерелья, подвески… Единственное, на что хватает их скудных сбережений – это заказать колечко на свадьбу, да и то серебряное.
– Но ведь нас везут не в польскую деревню, а в немецкий лагерь! – Аксель вновь назидательно поднял палец. – Там будет достаточно немецкого начальства, всяких офицеров. А уж им точно нужны украшения для их подруг. Конечно, немцы скуповаты, не то что польские паны. Вот уж у кого полно гонору! Но времена панов, как и наших голландских торговцев, как видно, миновали навсегда. Теперь нам придется жить под немцами.
Потом он похлопал себя по тугому животу и сообщил, что пойдет в туалет. Едва он вышел, красавица Ханна сообщила, что устала сидеть на одном месте.
– Мы уже три часа томимся в этом душном купе, – пожаловалась она. – Сколько можно? Пойду, пройдусь по вагонам. Погляжу, что и как. Потом вам расскажу.
Якоб хотел возразить жене, но не решился. Он вообще робел перед своей красивой женой. Это в мастерской он был хозяин, мастер, там он знал, что и как делать. А дома царила Ханна. Она была такая красивая, такая недоступная… Якоб до сих пор не понимал, как она согласилась выйти за него замуж, что нашла в нем, таком обычном, невзрачном…
…Между тем Ханна проследовала мимо туалета, открыла дверь тамбура… Как она и думала, Аксель был там. Они взглянули друг на друга… и кинулись друг другу в объятия. Оба не сказали ни слова, но думали и чувствовали они одинаково. Настал их миг! Сколько можно откладывать? Ведь неизвестно, что на самом деле ждет их впереди. Пока что у них не было подходящего случая, чтобы начать свой роман. И вот теперь, по пути в неведомый Собибор, этот момент настал.
Конечно, это было неразумно. Крайне неразумно! В любой момент их могли разоблачить; дверь могла открыться, и в тамбур могли войти посторонние. Или не посторонние, а свои – Якоб или Магда. И это было бы еще хуже. Но угроза разоблачения делала их любовь еще более бурной.
Аксель впился в ее шею, его руки стискивали ее бедра; вот он задрал ей платье… Его ласки становились все более страстными; Ханна не сопротивлялась. Только обручальное кольцо стащила с пальца – для очистки совести.
– Сейчас я выбью из тебя немца… – прошептал Аксель ей в ухо.
Вагон дернулся, заскрежетал на стыках – они уже въезжали на станцию. Однако это не остановило Акселя. Ханна почувствовала, что партнер оказался внутри нее. Она застонала… А Акселю хотелось кричать; ему надо было дать выход рвущейся из него страсти.
– Немец, пошел вон! – закричал он, не сдерживаясь. – Вон!
– Он ушел! – отвечала Ханна между стонами. – Только ты, ты…