По полу тянулась полоса наметённого снега, казалось, в лачуге давно никто не живёт, однако за грубо сколоченным столом сидела старуха - страшная, как есть страшная. Глубоко посаженные глазки, нос крючком, бородавка на подбородке, да ещё с волосками...
- Заходи, - прокаркала, поправляя лохмотья.
У стола на треноге стоял котелок, в нём что-то булькало, исходило зелёным парком. Над столом оконце из волшебного льда - потемнело от копоти, подтаяло от времени. Под потолком пучки высушенных трав, свисают гирляндами, на полу бусы и шкуры, клубки шерсти и мотки проволоки, кристаллы и фигурки, вырезанные из корней.
- Здоровья, бабушка, - Рута поклонилась, - долгих лет...
- Чего хотела?
- Мне бы артефакт...
- Если дитё вытравить, то шуруй отседова, запрещено теперь! Али не слышала, что хладовлад повелел? Брюхатых не принимать, содействия им не оказывать, повинные да будут посажены, кхе-кхе, на кол.
- Нет, мне не вытравить, - быстро сказала Рута, - мне от кошмарного сна.
- С этим тоже шутки плохи, - старуха воздела скрюченный палец, - эфирный уровень, понимать надо.
- Не откажи, бабушка, - Рута всхлипнула, - пропаду я...
- Ну, не реви, не реви, - смягчилась алхимица, - помогу, чем смогу. Расплатиться-то есть чем?
- Дерево у меня, - Рута положила на столешницу два бруска, подумала, добавила третий.
- Не люблю дерево... - проворчала старуха, - ну, да ладно.
Попробовала каждый брусок на зуб, два отложила в сторону, один бросила в котёл. Варево тут же сменило цвет с зелёного на смолянисто-красный, приятно запахло хвоей.
- А оно сразу поможет, - спросила Рута, - или нужно будет ещё раз приходить?
- Зависит от того, как много выпьешь варева, как быстро сгрызёшь волшебное дерево, кхе-кхе.
- Что, правда?
- Нет, кривда, - хрипло рассмеялась алхимица, - шуткую я.
Над котлом уже поднимались красные и жёлтые пузыри, лопались, разбрызгивая искры.
- Как красиво... - залюбовалась Рута.
- Вон тот кристалл подай, - сказала старуха, - рядом с веником из душицы.
- Этот?
- Да не этот, дурёха, который в носке недовязанном!
- А, поняла.
Рута протянула длинный прозрачный кристалл с четырьмя гранями, алхимица быстро прочитала над ним заклинание, бросила в котелок. Вспух большой пузырь, лопнул. Старуха, ловко орудуя деревянной ложкой, достала кристалл со дна, ухватила двумя пальцами, осмотрела. Из прозрачного тот стал молочно-белым, увеличился, самое меньшее, вдвое.
- Вот, держи. Как применять, знаешь?
- Положить под подушку, - отчеканила Рута, заворачивая волшебный предмет в тряпицу, - так всю ночь и спать, не вынимая.
- Правильно, - алхимица покивала. - Сон ярким будет до необычайности, но больше уже не повторится.
- Кристалл разбить потом?
- А как хочешь, можешь и разбить, без разницы.
По дороге домой Рута не удержалась, заглянула на аллею хладовладов. Отсюда лучше всего был виден замок правителя, не уставала им восторгаться - башни из волшебного льда сверкают, словно алмазы, конусы крыш из синих торосов, кажется, проходят сквозь небо. Хладовлады минувших эпох смотрели на замок вместе с ней: кто-то опирался на меч, кто-то держал на плече булаву, кто-то сидел на снежном медведе. Высеченные изо льда, они как нельзя лучше соответствовали своему титулу. Имён Рута не запоминала - зачем? - тот для неё так и был Мечником, тот - Крепышом, а этот - Наездником-на-Медведе.
До сих пор не верилось, что в столице, Тёплой Гавани. Погода теплее, это уж точно, а вот люди наоборот. Сложно бы здесь пришлось, если бы не Натала; домик её недалеко от стены, аккуратный, с двускатной крышей. Со стороны такой крохотный, на самом же деле уютный. Одна большая комната разделена на две поперечной перегородкой, точно посередине в ней арка, и сразу от входа видно окно. В первой комнатке слева кухня, справа камин, на полу огнеупорная шкура какой-то гигантской ящерицы. Во второй комнатке слева кровать, справа уборная, на полу шкура медведя, у окна складной столик. В первой комнатке у перегородки два комода, крючки для одежды, полки для обуви, с обратной же стороны на перегородке укреплено оружие: кинжалы, метательные ножи, даже звёздочки в четыре луча. Прикасаться к оружию Натала запретила строго, Рута и не прикасается. Зачем? Таким не то что порезаться - зарезаться недолго!
Закрыв дверь на все запоры, Рута освободилась от верхней одежды, прошла к столику у окна. Шторы задёрнула, артефакт устроила между баночек с притираниями. Под подушку его определила уже перед самым сном, сама ложиться не торопилась, взялась за пасьянс. Сойдётся, или нет? Круги к овалам, квадраты к звёздам, переворот... звёзды к овалам, круги к квадратам, переворот... сошлось! Значит, и с избавлением от сна должно получиться, хотя много о таких артефактах страшного говорят. А видеть один и тот же кошмар на протяжении года разве не страшно? Нет уж, хватит с неё, будь что будет. Голову на подушку кладёт, будто на плаху, светильник на столике горит до утра.
[2]
Рута и Барагуз в крохотной каютке, на жёстких лежанках, разделяет их узкий, в пару шагов, проход. Со стороны головы большая скрипучая дверь, со стороны ног сундучок под скарб, прикрученный к полу. Воздух тяжёлый, с вонью ржавчины, с трудом входит в горло, с трудом выходит из лёгких. Рута чувствует, что ещё немного, и задохнётся, потому поднимается, проходит сквозь дверь. Каютки охватывают кольцом трюмы, трюмы охватывают кольцом машинное отделение. На миг стены становятся для Руты прозрачными, видит в центре машинного отделения огромный артефакт-механизм, крутящийся огненным колесом. Так вот оно какое, сердце баржи!
Рута следует дальше, узким трапом поднимается на верхнюю палубу, пролезает сквозь люк. Четыре высоких борта, четыре шпиля-оберега в углах, с красными огоньками в навершиях. Основную часть палубы занимает груз - сложенные штабелем брёвна, меньшую - надстройки, вроде капитанской каюты, камбуза, голем-склада.
- А ты что здесь делаешь? - пальцы капитана Вульма стискивают плечо, словно клещи.
- Я недолго, - лепечет Рута, - я подышать...
Глаза у капитана в красных прожилках, серая кожа в язвочках, волосы тоже серые, свисают сосульками. Голос же подобен грому, грохочет на самое ухо:
- Надышишься, сукина дочь, ты здесь такого надышишься!..
- Ещё немного, мой дорогой, и погубят её не вредные испарения, а твои вопли...
Высокая женщина появляется словно бы из ниоткуда: волосы острижены коротко, морщинки в уголках губ, уголках глаз, кожа обветрена. Одежда на ней мужская, через плечо перекинута перевязь с метательными ножами; оберег под цвет глаз - малахитовый кулон, оправленный в серебро.
- Отцепись, Натала, - Вульм неохотно отпускает плечо Руты, - не лезь не в своё дело.
Дав знак Руте, чтобы стала за спину, Натала улыбается капитану:
- С твоего позволения, я о ней позабочусь.
- Как знаешь, - на ременной петле у Вульма большой молот-киянка, забрасывает на плечо. - Моё дело предупредить.
- А он прав, - говорит Натала после того, как капитан удалился, - здесь опасно.
- Знаю, - Рута вздыхает, - но внизу так тесно, так душно.
- А ещё скучно, - Натала хитро подмигивает. - Пошли, кое-что покажу.
Стоит им подойти к борту, как ночь сменяется днём, мир, до того чёрный, меняет краски: чёрной остается только река, серый берег переходит в серое же небо, на нём белый глаз Игнифера.
- Сейчас будут мамонты, - говорит Натала голосом Айрис, - не пропусти.
Баржа с лохматыми исполинами проходит быстро, Рута смотрит во все глаза. Девочкой она мечтала увидеть - хотя бы одного, хотя бы издалека! - как же долго пришлось ждать, пока мечта исполнится.
- Какие красивые, - шепчет, вцепившись в обледеневшую кромку борта, - какие могучие...
Снова опускается ночь, звёзды на чёрном небе, звёзды в чёрной воде, Рута просит:
- А можно Чистое озеро увидеть? Ну, пожалуйста!