- Не спи, лисичка, кинь "птичку" в музыкантов!
- По-твоему, это музыканты? - фыркает Рута. - Верь мне, я бы предпочла Лиру, Флейту и Виолу!
На подиуме троица, у каждого в руках большой мясистый лист. "Это какими же должны быть деревья, если такие листья? - проносится у Руты мысль. - Ума не приложить!" У первого из "музыкантов" листок волнистый, с колком и струнами, пиликает на нём, как на скрипке, у второго зубчатый, водит сверху вниз стальным прутом, у третьего - ни дать ни взять лопух, бьёт колотушкой. Рута тянет с пояса свёрточек величиной с конфету, в такой же цветастой обёртке, дёргает за нить, подбрасывает. С лёгким хлопком в небе появляются соловьи, целая стайка, разливаются на все голоса, затем взрываются один за другим, распадаясь на десятки крошечных колибри. Колибри собираются в буквы, буквы вспыхивают, висят в воздухе какое-то время. Зеваки внизу громко хлопают, свистят, читают, водя пальцем: "Сегодня и только сегодня, не пропустите! Сладкоголосые сирены на первой восточной арене".
Прилавки более чем разнообразны: угол хиромантов отмечает огромная ладонь, вырезанная из друзы кристалла, торговцу зельями помогают живые щупальца, продавец сладостей защитил товар от мух и ос липким зонтом, звездочёт принимает в шатре-обсерватории.
- Эй, подружка, у меня тут неприятности, - звенит в обруче голос Тая, - муравьище с крючницей схватились, сожги их Страфедон!
Ух, ты! Руте на такое страсть как хочется взглянуть, но как не задирает голову, шатёр-обсерватория перекрывает весь обзор. Вот его бы Страфедон спалил, было б хорошо! Крючница, она что твоя мокрица, только величиной с корову, со всех сторон крюки - удобно товары вешать. Муравьище размерами не уступает, в остальном же муравей и есть. Вообще, волшебные животные на то и волшебные, чтоб ни на кого не нападали, однако, случается, находит и на них.
"Хорошо же, - думает Рута, - свою потеху устроим, раз поглядеть не получается!" Над шатром-обсерваторией подброшен свёрточек, на полнеба вырастает бык со шкурой, как у ящерицы, по шкуре надпись на западном наречии: "Смертельный номер! Человек против динотавра! Каждый вечер на первой северной арене!".
- С ума сошла! - вопит Тай, - меня вот-вот растопчут, а она хлопушки!
- Да не случится ничего с тобой, - хихикает Рута, - ты же акробат. Прыгнешь, в крайнем случае, на все четыре приземлишься.
- Ага, на четыре головы, - раздаётся в обруче шипение. - Ну, погоди у меня, лисичка, отведаешь хлыста...
Большой зеркальный купол занимает место точно в середине площади, разбрызгивает во все стороны игниферовы лучи. Руту так и подмывает подбросить над ним хлопушку, посмотреть, что будет. Рука сама собой тянется к поясу, хлопает по нему, возвращается. Нет уж, дудки! Цверги не люди, шутки лучше не шутить. Скорее всего хлопушка и не взорвётся, но может взорваться и площадь, не исключено же.
- Не знаешь, случаем, для чего эти купола нужны? - спрашивает у Тая, когда тот догоняет.
- Тебе не всё равно? - отмахивается он.
- Любопытно же!
- Не знаю, склады какие-нибудь...
Складов на торговой площади хватает и без зеркальных куполов: галереи в виде вытянутых мыльных пузырей и кристаллические кубы, коконы со стекающей со стенок слизью и покрытые инеем морозильные камеры. Отдельный ряд занимают голем-склады, здесь же артельщики - собирают сердце на заказ. Тай срывает с пояса хлопушку, подбрасывает на ладони.
- Может, не стоит? - предупреждает Рута, - не любят алхимики лишний шум.
- Чего бояться, мы же акробаты! - корчит рожицу Тай. - Прыгнем, в крайнем случае, на все четыре приземлимся.
Вверх поднимается сотканный из света шар, взрывается дождём цветных осколков. Кружатся, как в калейдоскопе, собираются в слова: "Соревнование иллюзионистов на третьей западной арене - вы не поверите глазам!".
- Да сколько можно! Держите их! Выбейте ходули!..
Со всех сторон рвутся гневные крики, прыгать и правда приходится, а потом бежать. Мимо лавок с амулетами, оружейных мастерских, парфюмерного угла, где можно приобрести аромат на каждый день из четырёхсот в году.
- Дурак! - Рута смеётся, бьёт кулачком в плечо, - ходули им оставили!
- Подумаешь, ходули, - Тай поправляет платок на шее, - новые выдадут.
Бесконечной площадь только кажется, есть у неё край, уже близко. Слышно движение по оживлённой магистрали, видны пики цитаделей по другую сторону, вот и подземный переход. Прежде чем спуститься, Рута подбрасывает последнюю на сегодня хлопушку, та разворачивается искрящимся серпантином, можно прочитать: "Арены Кипелара приглашают на ежегодный фестиваль циркового искусства".
[2]
Стены зала обшиты роскошными кристальными панелями, длинные столы составлены квадратом, под самым куполом крест-накрест два каната. Рута, жонглируя ледяными булавами, скользит по одной диагонали, Тай, жонглируя факелами, по другой. В центре составленных столов клетка с открытым верхом, в ней гарпии, прикованные цепями к полу. То щёлкают игольчатыми зубами, то принимаются верещать в три голоса, то налетают друг на друга, размахивая когтями-крыльями, то смотрят, пылая алыми глазами, вверх. Пересекаются канаты как раз над клеткой, щепотка специй к цирковому номеру.
- Нет-нет, - мотала Рута головой, - я на такое не согласна! Это же смертельный номер получается!
- Спокойнее, лисичка, - подмигнул Тай, - у меня есть средство...
В одной его руке появилась машинка, похожая на миниатюрный иглострел, в другой - жёлтый пакетик.
- "Радуга", так? - догадалась Рута, - но она же запрещена...
- Только крайние варианты, красный и фиолетовый, - возразил Тай, - остальные разрешены, если в умеренных количествах.
- Ну, не знаю... - Рута почувствовала себя мышкой, принюхивающейся к кусочку сыра в капкане: пусть и понятно, что подвох, но устоять перед искушением - никакой возможности...
- Поверь, после этого, - Тай зарядил в машинку жёлтую иголочку, - сможешь не то что по канату - по потолку ходить!
- А если мне станет плохо? - она уже обнажала руку для укола.
- Не станет, - заверил Тай с видом знатока. - Вся прелесть в том, что действие только на астральный узел, строго на один.
Принцип, сковавший города Плеяды в одну цепь, гласит: в движении жизнь. Герб украшает акула - с огненным плавником, Кристальными зубами, чешуйчато-чёрным телом. Кушанья, соответственно, расставлены так, чтобы не сидеть на одном месте, а переходить от стола к столу. На столе со стороны Страфедона только мясо: молочные поросята, толстопсы под острым соусом, филе химеры; южный стол - морская кухня: икра в изящных вазочках, омары в алых панцирях, фаршированная рыба; стол со стороны Хакраша - кушанья исключительно из того, что летает: головы виверн с кожей, снятой чулком, дивнокрылы, сервированные с перьями, поджаренные до хруста крылья зубатов; и, наконец, главный стол, занятый всевозможными напитками, всевозможными закусками. Мужчины, негромко переговариваясь, щеголяют заключёнными сделками, дамы, унизанные украшениями, щеголяют мужьями и вечерними платьями. На канатоходцев смотрят скорее со скукой, чем с интересом, однако декада циркового искусства, не пригласить циркачей - плохой тон. Руте всё равно, смотрят на неё или нет, скользит слева направо, справа налево, булавы с каждой новой встречей на перекрестье по одной переходят к Таю, факелы - к ней.
- Расскажи ещё о "радуге", об астральных узлах, - попросила после того, как ощутила действие жёлтой иголочки, после танца на канате, танца на острие иглы.
- Да я и сам по верхам только, - пожал плечами Тай, - есть семь точек, каждая со своим цветом.
- Какой цвет у узла, такой и у "радуги", так?
- Ага, первый здесь, - приложил руку к промежности, - цвет его красный.
- Даже не буду спрашивать, - хихикнула Рута, - почему красная "радуга" под запретом.