О чем?..
Пушкин пробыл в Оренбурге мало, а увидеть его хотели многие. Две барышни, узнав, что он у Даля, забрались в сад и влезли на дерево, откуда можно было заглянуть в окно Далева кабинета. Окно, однако, было закрыто, и рамы двойные. Барышни видели разговор Пушкина с Далем, но не слышали.
Сведений об этом разговоре не сохранилось. Мы похожи на любопытных барышень. Можем представить, как происходила беседа, но о чем беседовали, не знаем ни слова.
Имеем право только предположить.
В первой половине дня (это нам известно) говорили о литературной работе и о Пугачеве, рассказывали друг другу сказки. Во второй — неизбежно должны были повести речь о Далевом деле.
Кто знает, не эту ли встречу имел в виду Даль, когда вспоминал через много лет, с каким жаром и усладою слушал Пушкин народную речь, как глубоко задумывался над каждым услышанным словом и оборотом и как неожиданно прерывал свои размышления шумным взрывом одобрений, острых замечаний и сравнений.
Пушкин покинул Оренбург днем 20 сентября и распрощался со всеми, кроме Даля. Пушкин собирался посетить Уральск и крепости Оренбургской линии — Переволоцкую, Сорочинскую, Татищеву, Озерную: он шел дорогами Пугачева. Даль сопровождал его.
Авторы воспоминаний подчеркивают, что Пушкин очень торопился и потому встречался в Оренбурге только с нужными ему людьми. Больше всего времени он провел с Далем. Видно, Даль был ему очень нужен.
Даль и Пугачев.
Был бы друг, а время будет.
«Я ЗДЕСЬ, ДРУГ МОЙ…»
И снова Петербург.
Пушкин у Даля, приехавшего ненадолго в столицу. Зашел навестить, да задержался, — с интересом рассматривает картинки.
Красивая женщина в ярком платье, в шальварах, с саблею на боку и со знаменем в руке сидит верхом на сером вздыбленном скакуне.
Пушкин читает выведенную затейливыми буквами подпись:
«По неустрашимости известная вдова Бобелина храбростью и силою своею многих мужчин превосходит. От роду имеет около 30 лет. Видно, в молодости своей была очень хороша. Ездит верхом на коне в приличном ей платье и с греческими знаменами. Защищает остров Фазос, откуда турки получали корабельный лес».
Бобелина командовала отрядами греческих повстанцев. Никто никогда не сумел ее победить. Ее убили из-за угла.
Пушкин говорит:
— Первым поднял греков Александр Ипсиланти. В молодости я был знаком с ним. Мы встречались в Кишиневе. Там его называли «безрукий князь».
Пушкин разглядывает картинки. Такие продают на базарах и ярмарках; коробейники, офени, носят по деревням. Картинки поучительные и смешные, рисунки к сказкам, песням, портреты героев. Картинки очень смелые, очень простые и очень выразительные. Похожи на детские рисунки. Они называются «лубки». Их увидишь в крестьянской избе, на постоялом дворе, на ямской станции. У Пушкина в повести комната станционного смотрителя украшена лубочными листами.
Народ любит лубки. Даль их собирает. Показывает их Пушкину.
Бурые, сиреневые и серые скалы. Голубые горные реки. И похожие на реки сине-серые колонны войск. «Переход графа Дибича Забалканского». Это картинка про недавнюю войну. Через Балканы перешел не граф Дибич, а русская армия. Даль перешел через Балканы. Но звание Забалканского царь пожаловал только Дибичу.
Пушкин спросил:
— Дибич ведь умер от холеры?
Даль подтвердил.
— Странно, не правда ли, участвовать в стольких сражениях и умереть от холеры. Он мог погибнуть в бою.
Пушкин отложил картинку:
— Впрочем, Дибич недостоин такой смерти. Он воевал плохо. Надо заслужить свою смерть.
Пушкин кажется Далю задумчивым, грустным.
Нет, вот уже снова весел, просит Даля показать «что-нибудь новенькое».
Роется в Далевых тетрадках. Восторгается бурно и громко. И дельно: Даль, объясняя слова, будет потом вспоминать пушкинские замечания.
Выползина — так называется шкурка, которую ежегодно сбрасывают с себя змеи.
Пушкину очень нравится это слово. Он сперва хохочет, потом вдруг мрачнеет:
— Зовемся писателями, а половины русских слов не знаем!
Дома у Пушкина лежит экземпляр «Слова о полку Игореве», испещренный пометками. Пушкин собирается издать «Слово» со своим толкованием.