Было б счастье, а дни впереди.
КРАТКОЕ СЛОВО О ВЕЛИКОМ ПОДВИГЕ
Сорок лет искал Даль рукавицы, а они были за пояс заткнуты. Сорок лет Даль готовился к своему подвигу.
Подвиги бывают разные. Многих Даль был свидетелем. Сумрачным декабрьским утром вышли на Сенатскую площадь мятежные войска. Пирогов что ни год совершал открытия, спасал тысячи жизней. По каменистым тропам перебралась через Балканы русская армия. Не пожелал сдаваться бунтарь Исатай — бросился под злобные удары казацких сабель. Стояли насмерть герои-севастопольцы; старый товарищ Нахимов сложил голову на Малаховом кургане. И прекрасная жизнь Пушкина была подвигом.
Подвиги имеют разную протяженность во времени. Нужно мгновение, чтобы кинуться на вражеские штыки — и стать бессмертным. Даль сорок лет готовился к своему подвигу, потом достал рукавицы из-за пояса, надел, стал его творить. Подвиг Даля не укладывался в мгновение, и в час, и в месяц не укладывался, был долог, упорен, — тяжелый, бесконечный труд.
Даль собрал за свою жизнь больше двухсот тысяч слов. Если их просто выписать столбиком, понадобится четыреста пятьдесят обыкновенных ученических тетрадей в линейку. Но Даль еще объяснял каждое слово, подыскивал близкие ему по смыслу, приводил примеры.
Ни у кого не было столько слов, сколько у Даля. В 1847 году появился «Словарь церковнославянского и русского языка», составленный отделением Академии наук. В нем 114 749 слов. Тогдашний министр просвещения предложил Далю продать академии свои запасы. Ему давали по пятнадцать копеек за каждое слово, пропущенное в академическом словаре, и по семь с половиной копеек за дополнение и поправку. Даль ответил: «Возьмите все мои запасы безвозмездно и меня возьмите — за небольшое жалование буду вместе с вами трудиться над словарем». Не согласились. Сочли приличнее торговать словами по пятиалтынному за штуку. Даль обозлился: отослал в академию тысячу слов и тысячу дополнений, на конверте написал: «Тысяча первая». Из академии запросили Даля: много ли у него таких добавлений. Даль стал считать: ну, к примеру, на букву В — 5400, на 3 — 7230, на К — 4200, на Н — 9280, всего же наберутся десятки тысяч. В академии всполошились, решили денег на Даля не тратить.
Даль один собрал вдвое больше слов, чем целое отделение академиков. Он, возможно, собрал бы впятеро меньше, чем они, если бы смолоду посвятил себя ученым занятиям, если бы не искал мучительно свою судьбу, не искал спрятанных за пояс рукавиц. Какое счастье, что довелось Далю колесить по Руси, менять профессии, изучать ремесла, встречать на пути своем тысячи разных людей. Какое счастье, что путь к словарю не лег перед Далем прямым, наезженным трактом. Не то, могло случиться, и словаря бы не было. Далева — наверняка.
Сидел бы Владимир Иванович в тихом, пропыленном кабинете, листал толстые книги в кожаных переплетах, выписывал слова на розовые и желтые картонные карточки. И не ведал бы, что вокруг, за стенами кабинета, плещется безбрежное море слов. Не всякому дано узнать их, вдохнуть их запах, взять в пригоршню, напиться ими. Для этого надо броситься в море. Даль бросился. И поплыл.
Жизнь Даля со всеми ее поворотами и переменами — большое плавание в море слов.
Что смог бы Владимир Иванович, просидевший всю жизнь в тихом кабинете, рассказать, допустим, об окраске лошадей — о конских мастях? Только то разве, что черную лошадь называют вороной, а рыжую — гнедой. Но Даль приводит более полусотни наименований мастей. Тут и подвласая, и караковая, и игреняя, и соловая, и розовая, и голубая, и изабеловая, и фарфоровая, и чанкирая. Чтобы узнать про них, надо было служить в армии, смотреть, как объезжают коней в казацких станицах, тереться между цыганами, толкаться среди барышников в ярмарочной толпе.
И ни в одной самой увесистой книге не вычитал бы кабинетный Даль таких необычных имен очень простой вещи — весла: потесь, бабайка, слопец, лопастина, навесь, гребок, стерно. Чтобы услышать их, надо было служить на флоте, проводить часы с корабельными мастерами, плавать с рыбаками по Яику.