— «Люди ограниченного роста», — авторитетно пробасил Дарвик.
Рубинфайн совсем стушевался, открыл было рот, но тут же снова его закрыл.
Алекс деланно улыбнулся:
— Хорошо-хорошо. Передай от меня нежный привет. Кто всегда кому-то помогает, так это Ребекка.
Рубинфайн попытался собрать волю в кулак, но по всему его телу прошла дрожь, его затрясло, как доску, которую только что изо всей силы боднул рогом бык.
— Алекс, — сухо сказал он, — я только хотел спросить о…
Рубинфайна хлебом не корми, только дай оборвать фразу на полуслове. Он полагал, что это по-раввински. И такие неловкие паузы в разговоре с ним могли продолжаться сколь угодно долго, пока его не переспросят.
— О?..
— Об этой твоей книге. Этой возмутительной книге. Относительно евреев и гоев, и чего там еще? Сгораю от любопытства: как, дело движется? Или ты вновь обрел здравый смысл? Отказался от нее?
Алекс выругался, очень тихо, в сторону Рубинфайна.
Рубинфайн изобразил на международном языке жестов (сдвинутые брови, шевеление ноздрями), что не опустится до богохульства перед лицом уважаемых раввинов. Алекс, на том же языке, показал, что не следует упоминать его книгу, никогда (открыв рот и выгнув язык перед нижними зубами).
— Хорошо. Тогда еще один вопрос: у тебя сейчас нет ничего Харрисона Форда? Или, может, Кэрри Фишер?
Алекс развел руками. Рубинфайн дал знак Дарвику и Грину, что шкаф можно поднимать. Трое раввинов взялись каждый за свой угол, только четвертый угол завис, угрожая опрокинуть весь шкаф, но тут Рубинфайн подставил под него согнутую в колене ногу.
— Может, потом найдется Харрисон? — не отступался Рубинфайн, выпрямляясь и вытирая тыльной стороной руки пот со лба. — Приблизительно времени «Свидетеля»? На открытке с кадром из фильма? Примерно восемь на десять?
Алекс почувствовал ни с чем не сравнимое удовольствие от мысли о фото Харрисона Форда в «Соколе тысячелетия»[24], как нарочно подписанного:
Марку, с добрыми пожеланиями.
Харрисон Форд
Открытка лежала в этот самый момент в его сумке, и он не имел ни малейшего намерения продавать ее Марку Рубинфайну, даже если бы тот заплатил двадцать тысяч фунтов и добавил свою печень в придачу.
— Даже не знаю. Вряд ли… — замялся Алекс, потирая подбородок. — У меня есть кое-что Марлона Брандо… Один Брандо, небольшой, семь на пять. Правда, немного потертый. Если честно, не самого лучшего качества, но не думаю, что от этого его стоимость сильно упала. Мог бы уступить его тебе фунтов за двести пятьдесят. Или около того.
Рубинфайн покачал головой:
— Нет, это не для меня. Мне позарез нужен Форд. Я же его поклонник, Алекс, ты знаешь.
Вкус на автографы у Рубинфайна был настолько гойский, что у Алекса голова шла кругом. Причем раввин был в этом не чуточку гоем, то есть неевреем, а гоем законченным. Как Харрисон Форд в фильме о гоях типа амманитов[25].
— Он — Собиратель Автографов? — спросил рабби Грин.
— Он — Собиратель Автографов, — подтвердил Рубинфайн.
— Ты — Собиратель Автографов? — вновь спросил Грин.
— Это за мои грехи, — ответствовал Алекс Ли Тандем.
— Ты коллекционируешь автографы? — не отставал Грин.
— Я не коллекционер, — отчетливо выговорил Алекс Ли, — я ими торгую. Занимаюсь этим не для себя лично. Предпочитаю называть это бизнесом.
Грин нахмурился. Левая половина его лица дернулась вверх, словно кто-то на небесах, забросив удочку в надежде поймать священнослужителя, только что поддел его на крючок.
— Ты повсюду ходишь за знаменитыми людьми? — поинтересовался Грин, помахивая пальцем. — С ручкой и бумагой? Но люди имеют право на личную жизнь, хоть немного. Если их показывают по телевизору, это не значит, что у них нет чувств. Тебе следует оставить их в покое.
Алекс тяжело вздохнул:
— Я за ними не охочусь. Я не охотник и не коллекционер. И собираю автографы постольку, поскольку они нужны для торговли. Продаю, покупаю. Как в любом бизнесе. Не жду у выхода из театра до полуночи. Это ребячьи забавы.
— Ну… ладно… — Дарвик повозил мясистым языком по верхним зубам. — Если ты такой умный… Нет у тебя Бетти Дэвис? Правда, ты слишком молод, чтобы помнить Бетти, но…
— Нет, — отрезал Алекс, похлопав по сумке, словно хотел убедиться, что Бетти там нет. — Нет… Была одна, еще молодая, в фильме «Иезавель», но ушла неделю назад.
Дарвик хлопнул в ладоши:
— Ты знаешь Бетти? И ты понял, как она мне нравится. В ней была своя изюминка. Те, кто сейчас говорит о всяких кинодивах, на самом деле ничего не понимают. Хорошо, хорошо. И подумать нельзя, что такой увалень, как ты, может знать Бетти. А ты ее знаешь.