— Территориальное? Без территории? — удивился Макиавелли. — Как же это понимать?
Судья засмеялся.
— А зачем понимать-то? Я, между прочим, когда еще преподавал в Академии, то, начиная курс поверхностного права, на первой же лекции предупреждал студентов: Смотрите! когда будете изучать законодательство, ни в коем случае не пытайтесь ничего понимать. Иначе просто свихнетесь. Уйдете в философию права, и нормальных юристов из вас уже никогда не получится. Правда ведь, Илья Ефимович?
— Так и есть, — подтвердил доктор Справкин.
— Это у нас, в суде требуется понимание, — продолжал судья, — а закон — он и есть закон. Его главное — знать. И уметь применить по назначению. В этом смысл правового государства. Ведь законодатель, думаете, сам понимает, что делает? Ничего подобного! Да зачем далеко ходить? Вспомните, как мы Конституцию поправляли.
— Да уж, — вставил прокурор. — Ее и принимать-было незачем.
— Ну, не скажите! — возразил судья. — Без Конституции нельзя.
— Но ведь жили же как-то. И законы были.
— И что хорошего? Все эти законы были неконституциоными. Их кто угодно при желании мог отменить, просто никто не догадался. Конституция на то была и нужна, чтобы придать им конституционный характер. А совсем без законов нельзя, надо же от чего-то отталкиваться, не судить же на пустом месте. Просто на Поверхности законодательство обширнее и в постоянном развитии, ни минуты не стоит на месте — в чем и вся разница, а совсем не в пятьдесят седьмой статье.[174] А для законодательства, как я уже сказал, важно не понимание, а то, чтобы законы вовремя принимались и, главное, работали. А то, бывает, примут закон — все понятно, а не работает. А другой примут — все наоборот: ничего не поймешь, а работает! Ну, с этим мы еще столкнемся. Здесь, на Поверхности, много интересного. Раньше мы все это только в теории проходили, а теперь прочувствуем. Что же касается территориального самоуправления, то оно как раз-таки и предусмотрено специально для таких случаев, как наш, когда нет территории. Что-то типа домкома. И при нем — товарищеский суд. В общем, мысль ясна. Этого и будем добиваться, сразу после того, как получим гражданство. Но это — если мы будем по-прежнему проживать компактно. А может случиться и так, что предложат расселиться. Мало ли что. Работы на всех на хватит, или по каким-то иным соображениям. Государству виднее.
— Вот именно, — согласился прокурор.
— Как же это? Жили, жили, и вдруг — расселяться, — раздался женский испуганный голос.
— А что? Скажут — так и расселимся, ничего страшного, — неуверенно произнес какой-то мужчина.
— Даже интересно, — печально прибавил другой.
— Конечно! Не все ли равно? — с оптимизмом сказал судья. — Это нам ничуть не помешает, мы в любом случае сможем как-то организоваться. Зарегистрируем культурное общество, или, там, землячество, уж не знаю, что-нибудь придумаем. И при нем — опять же товарищеский суд.
15. — Только уж это, пожалуйста, без нас, — сказал Учитель Сатьявада, выходя из-за барьера.
Его слова были встречены бурной овацией учеников, с топотом устремившихся к нему навстречу.
— Аплодисменты излишни, мы не в суде, — сказал Учитель, когда ученики окружили его. — А что касается этого Синедриона, то нам он, действительно, ни к чему. Я поступлю по примеру одного армянского еврея, который жил в первом веке нашей эры — вы знаете, о ком я говорю. Не хочу называть его имени, чтобы не дразнить гусей.
Ученики загоготали.
— Когда иудеи вздумали его судить своим «товарищеским судом», — продолжал Учитель, — он не растерялся и сам подал на них в суд, только в настоящий, римский.
Ученики одобрительно загудели.
— Но, конечно, ему в этом здорово помогло гражданство, — напомнил Учитель. — Иначе с ним никто бы и разговаривать не стал. Помните, даже в Писании говорится, что за его противоправные деяния его неоднократно задерживали и сажали за решетку, один раз даже пытать хотели. Но стоило ему только заявить, что он — римский гражданин, как его тут же отпускали, да еще с извинениями, и он продолжал невозбранно распространять свое ложное учение, которое представляет собой не более чем варварское искажение учения Христа, которое и само-то по себе было далеким от Истины… Впрочем, к этому мы еще не раз вернемся, а сейчас я хочу, чтобы вы усвоили следующее: чем быстрее мы легализуемся, тем меньше враги Истины смогут нам навредить. Мы должны во что бы то ни стало легализоваться раньше их, и как граждане, и как религиозная организация. Гражданской легализацией займется политический департамент, а департаменту по внешним сношениям надлежит немедленно установить контакты, во-первых, с Далай-Ламой, во-вторых, с самыми почитаемыми и уважаемыми римпочи, в-третьих, с наиболее авторитетными отечественными религиоведами, желательно буддологами, на предмет получения рекомендаций и экспертных заключений. Адреса получите у Макиавелли-сейтайши. Остальным — до ужина медитировать, после ужина практиковать сон. На сегодня все. Завтра в восемь утра — семинар.
С этими словами Учитель, сопровождаемый ликующей толпой учеников, направился к лифту.
— А моему департаменту что делать? — раздался сзади обиженный голос Ананды.
Учитель остановился.
— Разве я непонятно выразился? Практиковать вместе с остальными самана. Департамент по связям с общественностью пока распускается, до реорганизации. А вас, уважаемый Ананда, я попрошу перед ужином зайти ко мне, — и вызвал лифт.
16. Между тем противники Истины столпились вокруг судейского стола.
— … это все — уже после, — разъяснял судья, пытаясь утихомирить взволнованную публику. — Сначала надо как-то легализоваться. А то, действительно, что же получается: собралась группа лиц, без гражданства, без постоянного места жительства, нигде не работающих. Посудили-порядили — и снесли человеку голову. Да за такое нам не то что гражданства — век воли не видать! Ведь это предумышленное убийство, совершенное организованной группой по предварительному сговору. Шутка ли! А кто главный организатор и подстрекатель? Вы, Степан Сергеевич.
— Я? — испугался прокурор. — Почему это я?
— А кто же, как не вы? Кто обвинение выдвигал? Кто меру наказания сформулировал? В протоколе все зафиксировано. Да что вы так испугались? Мы же пока ничего не сделали. Подсудимый — вон он, как огурчик, жив-здоров, ручкой вам машет.
— Ничего, он у меня домашется, — сказал прокурор. — Как только легализуемся, я против него опять возбужу дело, уже в настоящем суде.
Учитель уже садился в лифт.
— А вы уверены, что вас сразу же назначат прокурором? — крикнул он, полуобернувшись на ходу.
— Пусть даже и не сразу. А я все равно возбужу, в порядке частного обвинения, — упрямо повторил Чехлов.
— Давайте лучше поговорим о главном, — сказал судья. — Как я уже сказал, сейчас для нас главное — это как можно быстрее легализоваться. Поэтому я предлагаю избрать легализационную комиссию…
«Сейчас начнут ко мне приставать, — подумал Коллекционер. — Ну, вот, уже будят».
И вправду, кто-то дергал его за мочку, повторяя:
— Дмитрий Васильевич! Проснитесь! Пора!
Коллекционер открыл глаза и повернул голову. На подушке, прямо перед его глазами, стоял Чемодаса-младший.
— Вставайте! Упендра за вами послал. Говорит, как бы не опоздать к началу. Пойдемте к нам. Марина Сергеевна уже и чай заварила.
— Иду, — сказал Стяжаев.
Книга XXIV. (Исход — 2)
1. В желтом здании, по улице Вокзальной, номер два, царило праздничное оживление. Парадный зал еще с вечера был украшен гирляндами цветов и китайскими фонариками в форме чемоданчиков.
До начала торжества оставалось всего несколько минут, когда в зал вошел странно одетый незнакомец с небольшим чемоданом в полотняном чехле. Высоко поднятый воротник плаща и низко опущенные поля глубоко надвинутой шляпы полностью скрывали его лицо.
Однако председатель Общества Собирателей Чемоданов, который в парадном костюме стоял у входа, приветствуя входящих гостей и участников выставки, при виде его улыбнулся и подумал: «Какой наивный молодой человек! Он полагает, что этот маскарад делает его неузнаваемым. Да стоит мне хоть раз увидеть чемодан, и я где угодно узнаю его хоть за версту, а вместе с ним — и его владельца».
174
Статья 57 Конституции Чемоданов гласит:
«1. Каждый имеет право законно востребовать любую нужную ему вещь, в чьем бы владении она ни находилась.
2. Каждый обязан отдавать законно востребуемые вещи. Востребование обратной силы не имеет. Законы, устанавливающие новый порядок востребования, если они ухудшают положение последнего держателя вещи, обратной силы не имеют.
3. Любые налоги и сборы запрещены. Законы, устанавливающие налоги или сборы, силы не имеют».
Согласно же пятьдесят седьмой статье Конституции Российской Федерации «каждый обязан платить законно установленные налоги и сборы. Законы, устанавливающие новые налоги или ухудшающие положение налогоплательщиков, обратной силы не имеют». Именно на принципиальные различия в содержании пятьдесят седьмой статьи чаще всего ссылаются противники предоставления гражданства бывшим чемоданным жителям. —