Из сказанного ясно, что чемоданные жители, точно так же, как и мы, разве что, быть может, несколько позднее и с иной целью, которой нам знать не дано, созданы по образу и подобию Божию, и нет никаких оснований наделять их какими-то сверхъестественными способностями, а уж тем более обвинять в связи с потусторонним миром.
Приложение 8. О ВЕЩАХ
<…> Вообще, замечено, что технические и культурные новинки появляются в Чемоданах примерно в то же время, что и на Поверхности, но пока точно не установлено, происходит ли это чуть раньше, или чуть позже. Те, кто считает это принципиальным (а таких большинство), разделены в настоящее время на два противостоящих и весьма воинственно настроенных лагеря.
Представители первого лагеря старательно подбирают факты, которые, по их мнению, доказывают, что внутри Чемоданов наука и техника развиваются с отставанием. На основании этого они заключают, что чемоданные жители не способны изобрести ничего нового, а только механически копируют природные вещи, и даже более того, что сама природа Чемоданов вторична, поскольку она лишь воспроизводит то, чего мы достигаем благодаря собственным усилиям и свободной воле, которой обитатели чемоданов, в отличие от нас, лишены. Это так называемая «центростремительная» модель взаимодействия двух культур — внутренней и наружной.
Второй лагерь составляют те, кто убежден, что культура чемоданов развивается с опережением. Как и их противники, они аппелируют к достоверным фактам. На основании своих наблюдений они приходят к выводу о вторичности нашей собственной культуры. Но, когда дело доходит до объяснения того, каким образом культурные явления переходят из «внутреннего плана» в «наружный план» (согласно их собственной терминологии), сторонники «центробежной» модели не могут обойтись без привлечения мистических сил.
Обе точки зрения представляются одинаково ошибочными, хотя бы уже потому, что их защитники в своих доказательствах ссылаются на две совершенно различные группы фактов: те, кто защищает «центростремительную» модель, старательно игнорируют факты духовной культуры, а их противники, похоже, не знакомы с историей технической мысли.
Наша собственная позиция состоит в том, что две культуры, наружная и внутренняя, развиваются параллельно и совершенно независимо друг от друга, хотя, возможно (по крайней мере, в обозримой исторической перспективе), в одном и том же направлении. Пытаться объяснять наблюдаемые соответствия с точки зрения физической или иной причинности представляется, по меньшей мере бессмысленным, поскольку настоящее взаимодействие этих двух культур началось только в современную эпоху, благодаря изобретению современных средств связи <…>
Приложение 9. Э. Гранатов. УРОК ИСТОРИИ: КРЫМСКАЯ ВОЙНА И ТАБЛИЦА МЕНДЕЛЕЕВА
На днях, разбирая годовые завалы на своем рабочем столе, наткнулся на «Собирателя Чемоданов». Открыл на случайной странице — и прочел о Менделееве.
Все-таки спасибо тому, кто собрал все это дерьмо под одной обложкой: по прочтении многое становится ясным.
Что же мне, председателю РНГП, стало ясным по прочтении книги о Д. И.?
Расскажу по порядку.
Первое. Как ни темнит ее автор, сколько он ни вертится, как уж на сковородке, страстно желая, и в то же время смертельно боясь вслух сказать правду (такое раздвоение личности — типичная черта каждого чемофила), сквозь напускаемый им туман словоблудия со всей очевидностью проглядывает важный для нас исторический факт.
Факт этот состоит в том, что любимец школьных химичек дедуша Менделеев, оказывается, не только собирал чемоданы (читай: «коллекционировал и/или собственноручно изготовлял»), но еще и разводил чемоданных жителей. В этом «невинном» занятии ему активно помогала любимая женушка — Анна Ивановна. Что касается первой жены, то она, как всякая нормальная женщина, узнав об этом извращении, не задумываясь дала развод.
(В скобках замечу, что семейка Менделеевых, построившая свой чемоданный рай на руинах первой, настоящей семьи — насколько мне известно, даже продажная РПЦ своего же попа лишила сана за то, что он освятил второй брак Дмитрия Ивановича, — пустила цепкие побеги, которые вот уже на протяжении целого века, разрастаясь вширь и ввысь, глушат все по-настоящему ценное в русской культуре.
Ахтунг:
Прошу товарищей взять на заметку: все потомки и свойственники Менделеева, особенно по линии Анны Иоановны, являются идеальными моральными объектами для больших и малых акций РНГП.
К сведению организаторов акций: Как отличить этих типов? Очень просто. Для них характерны следующие фамильные черты:
а) сиплый и/или писклявый голос;
б) как правило, хороший цвет лица и ухоженный вид;
в) врожденная склонность к долгожительству;
г) вообще повышенная живучесть и приспособляемость к любым властям;
д) плюс к этому особый талант заводить дружбу с власть имущими, причем неважно, кто это: «гений русской бюрократии» С.Ю. Витте или палач Назарбаев).
Второе, что не вызывает у меня сомнений: чемоданные жители завелись у Менделеева не где-нибудь, а именно в Крыму.
Во-первых, на это прозрачно намекает сам автор, говоря, что именно там Менделеев «впервые приобщился к чемоданам».
Как понимать это «приобщился»? Неужели нельзя было прямо написать, как было на самом деле: «впервые вступил в контакт с паразитами»?
Но оставим все недомолвки на совести автора. Как известно, среди так называемых химиков (другое название чемофилов), бытует непонятно на чем основанное предание: у кого, дескать заводятся чемоданные жители, тот автоматически вместе с ними приобретает что-то вроде благодати, или божьего благословения, а правильнее сказать, как бы невидимую охранную грамоту, вроде каиновой печати. Такой человек, якобы, никогда не будет болеть и не умрет насильственной смертью, станет сильным, смелым, решительным, во всех делах ему будет сопутствовать удача и т. д. и т. п. Кто заинтересован в том, чтобы эти юродивые верили в подобные сказки, думаю, объяснять излишне. Тем не менее, в случае с Менделеевым (и его потомками от Анны Иоанновны) мы видим, что это действительно так.
Иначе чем объяснить удивительную метаморфозу, происшедшую с ним в Симферополе? Чахоточный студент-недоучка, который, стоя одной ногой в могиле, все никак не решался подойти к Пирогову, из страха, что тот ему невзначай что-нибудь отрежет, вдруг ни с того ни с сего, во-первых, осмелел до наглости, во-вторых, непонятно каким образом выздоровел. Как такое могло произойти? До Симферополя он отдавал концы и харкал кровью. А после Симферополя — уже больше ни разу в жизни не только не харкнул, но и не чихнул, даже после полета на шаре под проливным дождем. Более того, начал делать бешеные успехи во всех областях науки и техники!
Может, на него так благотворно подействовал крымский климат? Да нет, непохоже. Наши ребята, которые провели эту зиму в симферопольском централе, говорят, что климат там на протяжении большей части года гнилой и скверный. В таком климате не только больной не выздоровеет, но и здоровый отбросит копыта. Недаром до революции туда отправляли всех безнадежно больных, чтоб уж больше с ними не возиться. Классический пример — Чехов. Но надо учесть, что Чехова отправили в Ялту. А Ялта и Симферополь — это как Клондайк и Кулунда, хотя и близко.