— Природный дефект?
— Ну да, то есть какое-нибудь случайное повреждение, которое было уже заранее. Судья не смог меня переспорить и объявил перерыв в заседаниях.
«А может, это и правда было заранее. Тогда я все-таки первый!», — с глубоким разочарованием подумал Чемодаса.
Больше он ничего не успел подумать, так как пол под ним вдруг зашатался, его и Упендру стало швырять от стенки к стенке, и оба почувствовали, что их временное убежище взмывает на головокружительную высоту.
Книга VII. (1-я Поверхности)
1. Предмет, который Чемодаса ошибочно принял за чемодан, был тем самым злополучным футляром для очков, с которого все и началось. Все это время он провалялся на полу, потому что Коллекционер так ни разу о нем и не вспомнил. А в это утро он, проснувшись, вдруг подумал: «А не могло ли так случиться, что я записал все шифры чемоданных замков мелким почерком на маленькой бумажке, а эту бумажку вложил под подкладку очешника?» И действительно, он вполне мог поступить таким образом.
Подумав так, он решительно встал, поднял футляр и открыл его.
2. Яркий солнечный свет ослепил чемоданных жителей. Чемодаса вскрикнул от неожиданности, а в следующее мгновение, разглядев Коллекционера, заорал от ужаса и, закрыв лицо руками, бросился ничком на подстилку, между тем как Коллекционер с Упендрой, оглохшие и онемевшие, во все глаза смотрели друг на друга.
Первым вышел из оцепенения Коллекционер. С трудом унимая дрожь в руках, он поставил футляр на стол, сказал: «Здравствуйте», — потом еще зачем-то: «Извините», — и, механически переставляя ноги, удалился на кухню.
3. Там он присел на край кушетки, ценой больших усилий овладел собой и попытался рассуждать.
«Во-первых, — думал он, — можно предположить, что они не местные. Причем явно прибыли издалека. Это очевидно. Во-вторых, остается непонятным, каким путем они проникли в квартиру. Дверь на замке. А что, если они подосланы нарочно, чтобы разведать о коллекции?!»
От этой мысли его бросило в жар, способность рассуждать пропала. Тогда он, чтобы успокоиться, поставил чайник и занялся нарезкой бутербродов.
Раскрошив полбатона, он спохватился: «Стоп. Так не годится. Этот нож не подходит. Надо взять сапожный».
Задача заключалась в том, чтобы отрезать настолько тонкий ломоть, насколько позволяла рыхлость выпечки. Для этого нужна была предельная сосредоточенность и хирургическая точность движений, почти как при починке чемоданов. И еще твердая рука, ведь плотность хлеба неравномерна, однако нож не должен от нее зависеть, он должен пройти сквозь ноздреватое тело батона как гильотина, без малейших торможений.
С первого раза не вышло, дрогнула рука, и лезвие пошло вкось — видно, сказалось все пережитое за последние дни. «Ладно, это съем сам», — подумал Коллекционер и, собрав всю свою сноровку на острие ножа, отбросив прочь посторонние мысли, сделал полный вдох и, не выдыхая, одним идеально плавным и неумолимо твердым движением срезал испорченный край.
Получилось! Поверхность среза была абсолютно ровной.
Но это — только подготовительная операция, теперь предстояло самое трудное — провести второй, параллельный разрез, предельно приближенный к первому.
И это получилось!
Дальше было легче. С сыром все прошло как по маслу. После этого уже ничего не стоило разрезать хлеб и сыр на квадратики и сложить их в бутерброды. Тем временем вскипел и чайник.
«Что бы там ни было, — решил Коллекционер, — прежде всего надо как можно больше о них узнать, получить всю возможную информацию, а там уже решать. Сделаю вид, будто ничего не подозреваю, заведу разговор стороной и вытяну из них всю подноготную».
Он сложил все чайные принадлежности на большой поднос, придал своему лицу беспечно-глуповатое выражение и, насвистывая несложный мотив, направился в комнату.[87]
4. Тем временем Упендра и Чемодаса уже успели оправиться от перенесенного потрясения. Они не спеша прогуливались по столу, что-то тихо обсуждая, но при появлении Коллекционера остановились и замолчали. Он, в свою очередь, перестал свистеть. Тогда Упендра сказал «Доброе утро», а Чемодаса пожелал приятного аппетита.
— Спасибо, — сказал Коллекционер, не забыв при этом простодушно улыбнуться, и поставил поднос на стол. — Вот, не знаю как быть. Вам, наверное, удобнее было бы пить из блюдца, но блюдце у меня только одно.
— Не придавайте значения таким мелочам! — успокоил его Упендра. — Мы с моим другом вполне можем пить по очереди.
— Тогда прошу к столу, — сказал Коллекционер.
5. За чаем они разговорились, и когда Коллекционеру показалось, что наступил подходящий момент, чтобы завести разговор стороной, он сказал:
— … И кстати, у меня очень плохая память.
— Не завидую вам, — отозвался Упендра, — У меня, сколько я себя помню, память всегда была превосходная.
— Судите сами, — продолжал Коллекционер. — К одному моему знакомому приехали родственники из другого города, или даже, если не ошибаюсь, из другого государства. Так представьте себе, я никак не могу вспомнить, как это место называется. И между прочим (почему я об этом и вспомнил), у одного из них тоже ноги расположены на голове.
— Ноги на голове? — ужаснулся Упендра. — Честно говоря, не понимаю вашего знакомого! Если бы с кем-нибудь из моих близких, не дай бог, такое случилось — да я бы ни одной ночи не спал спокойно! Я собрал бы лучших врачей и добился, чтобы ему сделали срочную операцию и переставили ноги куда следует.
— А-а! — догадался Коллекционер, — Так вы, как я понимаю, приехали сюда на операцию?
— Вы меня не поняли, — ответил Упендра. — Сам я, к сожалению, не хирург и практическую помочь оказать не могу. Просто даю совет. К таким вещам нельзя относиться легкомысленно. Сейчас, как я понимаю, этот ваш родственник еще слишком молод, и ему наплевать, где у него ноги. Но рано или поздно он начнет задумываться о своей внешности.
Коллекционер растерялся и не знал, что сказать.
— По-моему, он намекает, что у тебя самого ноги на голове, — тихонько хихикнув, прошептал Чемодаса.
— Это не остроумно. Посмотрел бы лучше на себя, — вполголоса ответил ему Упендра.
6. Вслед за тем он громко сказал, обращаясь к Коллекционеру:
— Извините, что секретничаем в вашем присутствии. Дело в том, что мой друг очень застенчив. Он сомневается, удобно ли обратиться к вам с просьбой. Пришлось мне его приободрить.
«Ну, вот. Начинается. Сейчас не я у них, а они у меня начнут вытягивать подноготную», — подумал Коллекционер, но не подавая виду, что догадывается об истинных намерениях пришельцев, с энтузиазмом сказал:
— Вы совершенно правильно сделали! Я с удовольствием выполню любую его просьбу, если только смогу, — и взлянул на онемевшего от растерянности Чемодасу.
— Он все равно ничего не скажет, такая уж натура. Слушайте меня, — сказал Упендра. — Не найдется ли у вас лишней пары сантиметров какого-нибудь шнурка, а еще лучше тонкой резинки?
— Сколько угодно! — обрадовался Коллекционер, подумав про себя: «И только-то!»
Он тут же принес вместительную шкатулку, в которой было все, что только может понадобиться при мелком ремонте чемоданов, включая, впервую очередь, швейные принадлежности. Достав из шкатулки моток самой тонкой портновской резинки, он отрезал кусок нужной длины.
— Большое спасибо, — сказал Упендра. — Буду рад при случае оказать вам встречную услугу. Знаете ли, как говорится, самая ненадежная вещь в мире — это собственная память. Лично я на свою память никогда не полагаюсь. Как только появляется какая-нибудь идея, стараюсь тут же ее реализовать, чтоб уже больше к ней не возвращаться. Вот здесь у меня, видите, — он на секунду оторвал одну руку от пола и коснулся края своего логоса, — был продернут шнурок. Но мне пришлось им воспользоваться, чтобы закрепить инструмент.
Тут только Чемодаса понял, каким шнурком тогда Упендра привязал гармошку к своим ушам. Сейчас она болталась у него с левой стороны, держась только на одном ухе.
87
«Ученые»-неогуманисты в своих многочисленных комментариях на 1П:3 в один голос утверждают, что это место якобы «недвусмысленно показывает», как чемоданные жители, недобросоветно используя свои «гипнотические способности» для злостного «зомбирования людей», с первой же встречи превращают их в своих «прислужников» и «пособников». «Не успев еще толком узнать своих новых хозяев, — читаем мы в одном из «комментариев», — Стяжаев, как послушный слуга, уже готовит для них бутерброды». Создается впечатление, что это пишет дикарь, незнакомый с элементарными нормами поведения, принятыми в человеческом обществе. На самом деле действия Коллекционера свидетельствуют лишь о том, что он с первого же взгляда признал в Упендре и Чемодасе