«Какой еще сосед? — встревожился Коллекционер, — И что это за странные звонки? На телефон, как будто, не похоже».
Он слегка приоткрыл дверь, и почувствовал запах серы.
12. Тотчас же, забыв о приличиях, он распахнул дверь и, ни на кого не глядя, прошел прямо к коллекции.
Но снаружи чемодан, даже на его придирчивый взгляд, был совершенно невредим. Тщательно осмотрев его со всех сторон и не найдя никаких изменений, Коллекционер облегченно вздохнул.
Упендра и Чемодаса с интересомнаблюдали за ним. Наконец Упендра прервал затянувшееся молчание.
13. — Извините за нескромный вопрос, — обратился он к Стяжаеву, — Вы, случайно, не коллекционер?
— А что? — Коллекционер насторожился.
— Да ничего особенного. Просто еще совсем недавно у нас с другом была пара довольно редких вещиц.
— Что вы говорите! — встрепенулся Коллекционер, — Пара редких чемоданов?
— Нет. Это были не чемоданы. Точнее сказать, не совсем чемоданы, — уклончиво ответил Упендра.
— В каком смысле не совсем? — заинтересовался Коллекционер, — Значит, все-таки, в каком-то смысле…
— Нет-нет, — заверил его Упендра. — Я бы их ни в каком смысле не назвал чемоданами. Я бы даже сказал, что это совсем не чемоданы. Да и что о них говорить? Все равно их больше нет. А если бы даже они и были, то мы, я думаю, вряд ли стали бы их продавать. Это я просто так поинтересовался, на всякий случай. Не придавайте значения этому разговору.
— И верно, — согласился Коллекционер. — Раз это не чемоданы, то и не стоит о них говорить. Меня интересуют только чемоданы.
Упендра многозначительно посмотрел на Чемодасу, после чего непринужденным тоном осведомился у Коллекционера:
— Так вы, как я понимаю, — собиратель чемоданов?
«А почему, собственно, я должен это скрывать?», — подумал Коллекционер и ответил:
— Да.
14. Удостоверившись, что коллекция пока цела и что в ближайшее время ей ничто не грозит, он на какое-то время успокоился и с интересом разглядывал свою комнату. Первым делом его внимание привлекли небольшие клочки газетной бумаги, беспорядочно наклеенные на обои. Вглядевшись пристальнее, он обнаружил, что все они представляют собой перевернутые изображения человеческих лиц, с прорезанными дырочками на месте глаз, ртов, ноздрей и ушей. Несмотря на это, отдельные изображения сохранили частичное сходство с некоторыми довольно известными персонами.
Очередной пронзительный звонок прервал его занятие. Оказалось, что эти звуки издавал стоявший на столе будильник, стрелки которого как сумасшедшие, обгоняя друг дружку, неслись по кругу. Примерно раз в минуту они занимали положение, соответствующее семи часам утра, и именно в этот момент будильник звонил.
Коллекционер взял будильник, отключил звонок и спросил:
— Вы не знаете, что случилось с часами?
— Ничего серьезного. Просто пружина растянулась, — ответил Чемодаса. — Я ее укоротил, и теперь, как видите, все в порядке. Мне это ничего не стоило, так что можете даже не благодарить.
— Понятно, — сказал Коллекционер, хотя на самом деле ничего не понял.
И еще было странно вот что. Он отчетливо помнил, что, уходя, оставил Упендру и Чемодасу на столе, где они сейчас и пребывали. Однако газетные обрезки красовались не только над столом, но и на противоположной стене, над диваном. «Как им удалось преодолеть пространство? — недоумевал он, — А что, если, кроме этих здесь еще кто-то?» От этого предположения ему стало не по себе.
— И как, по-вашему, я добрался до той стены? — словно подслушав его мысли, сказал Чемодаса.
— Понятия не имею. Как же вам это удалось?
Чемодаса торжествующе засмеялся.
— Представьте себе, я сначала и сам понятия не имел, как это сделать, пока меня не осенило. Так, между прочим, всегда бывает. Ты помнишь, — обратился он к Упендре, — когда появились первые компьютеры, все удивлялись и не имели понятия, что с ними делать? А потом вдруг раз — и разобрались. Теперь свои производим, не хуже.[91] Взгляните-ка сюда.
И Коллекционер увидел свисающую со стола длинную, до самого пола, нитяную лестницу. Перекладинами служили спички с отпиленными головками, а держалась лестница на двух булавках, пришпиленных к скатерти.
— Ну, как? — спросил Чемодаса, — что скажете?
— Тонкая работа, — похвалил Коллеционер.
— Тонкая — это не то слово, — возбужденно заговорил Чемодаса. — Главное, надежная. Такая лестница кого угодно выдержит. Здесь одних ниток — не меньше полкатушки.
Еще одна такая же лестница спускалась с дивана.
— Дело даже не столько в работе, — продолжал Чемодаса, — сколько в идее. Изготовить хорошую лестницу для меня — пара пустяков. Я этим занимаюсь чуть ли не с детства. Это, можно сказать, мое хобби, или вторая специальность, как хотите. Об этом все знают. Как только кому понадобится лестница — сразу ко мне. Потому что знают: лучше никто не сделает. Но что возможна лестница такой длины — согласитесь, что до этого еще надо было додуматься!
— Верно, — сказал Коллекционер.
15. Сам не зная почему, он заражался энтузиазмом Чемодасы. Возможно, потому что сам был мастером на все руки и знал толк в тонкой работе. А возможно, просто был счастлив оттого, что за время его отсутствия ничего не стряслось с коллекцией. Такая мелочи, как испорченные обои и поломанные часы, нисколько его не беспокоили. Он был даже рад, что его новые знакомые нашли себе столь невинные занятия, как оклеивание стен газетными вырезками и плетение нитяных лестниц. «Пусть тешаться чем хотят, лишь бы в чемоданы не лезли. Да чемоданы им, судя по всему, и не нужны», — решил он про себя и почти успокоился.
— А хотите, расскажу, как я додумался до этой мысли? — предложил Чемодаса.
— Расскажите.
— Даже, лучше сказать, не додумался, это не то слово. Я ведь обычно не то чтобы думаю…
— Уж это точно, — ехидно вставил Упендра, по-видимому, уязвленный тем, что временно оказался в тени.
— Не то, чтобы специально думаю, а как бы это объяснить, — продолжал Чемодаса, словно не расслышав слов Упендры, — Просто я очень четко себе представляю, что мне нужно, а одновременно с этим смотрю, что у меня есть. И тогда идеи появляются сами, даже трудно сказать, откуда они берутся. Самое главное в любой работе — это исходить изтого, что есть. А то ведь я знаю таких, которые целыми днями ничего не делают, а только лежат и рассуждают и том, чего у них нет. Ну и что? В конце концов так ни с чем и остаются. Только и могут, что критиковать других.
— Да, есть такие, — согласился Упендра, — Других критикуют, а у самих все шиворот-навыворот.
Чемодаса не успел отпарировать, потому что Коллекционер спросил у него:
— Так как же вам пришла эта идея?
— Очень просто. Поставьте себя на мое место. С одной стороны, вам позарез надо спуститься, потому что здесь уже все что надо сделано, а та стена совем голая. Вы, я так понимаю, тоже здесь недавно, не успели обжиться?
— Да как сказать, — растерялся Коллекционер.
— Или на работе загружают?
— Да, бывает, приходится задерживаться.
— Это нормально. Но жилище тоже требует заботы. Если быт не организован, то и в работе будут сплошные просчеты. Вот сегодня, например, вы так торопились, что свой пенал мало того, что забыли, так еще второпях и захлопнули. Пришлось мне взрывать замок.
— Взрывать замок?! — в голосе Коллекционера послышались нотки тревоги.
— И, между прочим, не так-то это было просто, — сказал Чемодаса. — Одной серы ушло с двух коробков. Кстати, я вам не досказал, как меня осенило. Так вот, стою я над этой грудой спичек — это уже после того, как взорвал замок, клей отыскал, эту стену всю полностью оформил — здесь тоже, кстати, не обошлось без приключений, но об этом потом, — стою и не знаю, что мне с такой прорвой делать. Было б их поменьше — и думать нечего, сделал бы веревочную лестницу. Лестница всегда рано или поздно в хозяйстве пригодится. Но здесь материала — на сотню лестниц, и еще останется. А я, вы знаете, терпеть не могу, когда что-нибудь остается. У меня никогда ничего даром не пропадает. Вот даже и сейчас говорю с вами, а у самого душа болит. Смотрю на эту пустую катушку и мучаюсь: куда бы ее пристроить? И что делать со спичечными коробками?