— Хм! — ответил Коллекционер, вкладывая в этот звук как можно больше восхищения, смешанного с изумлением.
11. — Если бы я встретил такую женщину, как моя мать, я бы женился на ней не задумываясь! — твердо произнес Упендра. — Меня бы не смутила ни разница в положении, ни возраст, ни вздорный характер. Даже уродство — ну какая, в сущности, разница? Тем более, что я и сам не красавец. Даже если бы она имела четверых детей! Ни на что бы не посмотрел…
— А твой отчим, надеюсь, понял свою ошибку?
— Дядя Коля? Еще как понял! Ты бы видел, как он кусал себе локти, как валялся в ногах! Шел на любые условия, готов был усыновить и меня, и братишку. Даже мы, дети, за него просили. Как-никак, сестрам он — родной отец, да и я к нему как-то привязался. Но мама — ни в какую. В этом смысле она была железная женщина: сказала «нет» — значит нет. После этого он так ни на ком и не женился, а впоследствии умер, не сомневаюсь, что от тоски. Мама после его смерти тоже сильно сдала, видимо, внутренне страдала, хотя никак этого не показывала и даже на кремацию идти отказалась… А потом и ее похоронили…
Голос Упендры дрогнул, и Коллекционер, видя, что он вот-вот заплачет, решил подвести итог:
— Так правильно я тебя понял? Выходит, что для зачатии сына не требуется никакого физического воздействия на женский организм?
— Как можно! — воскликнул Упендра. — Я ведь сказал: только при полном согласии и благорасположении, и даже привел пример, когда жена не захотела — и не родила. Если женщина против, никто ей насильно ребенка не сделает, хоть бы даже и законный муж. Все исключительно добровольно.
— И при этом никакие вещества не переходят из отцовского организма в организм матери?
— Зачем, когда там уже заранее имеются все необходимые вещества в достаточном количестве? Ведь мужской организм устроен значительно проще, чем женский. Для зачатия ребенка женского пола необходимы не только материнские, но и отцовские клетки. А чтобы дать толчок развитию сыновнего плода, достаточно лишь опеределенного умственного воздействия со стороны мужчины, но, как я уже сказал, при соблюдении тех самых условий, которые, увы, добрая половина молодоженов нарушает…
— Но тогда выходит, что сын должен быть больше похож не мать, чем на отца?
— Как правило, так и бывает. Ум, характер, конфигурацию черепа сын обычно наследует от отца, а такие признаки, как цвет волос, лицо, ужимки, — от матери. Но это — как правило, а бывают и исключения, так что мама все-таки не зря волновалась.
— А содержимое черепа ребенок тоже наследует от отца?
— Конечно. По нашим законам, когда лунный житель умирает, то все его собственные вещи,[102] у кого бы они в данный момент ни находились, возвращаются к нему и переходят к наследникам, а те уж решают, похоронить ли их вместе с покойным или оставить себе. Большинство, конечно, вступает в наследство, но находятся и такие, которые хоронят. Из жадности, чтобы не пускать в оборот, как, например, сделали мои сестры, когда хоронили дядю Колю.
— Понятно, — сказал Коллекционер.
12. — А вот мне далеко не все понятно, хотя я над этим очень много размышлял. Тайну рождения невозможно постичь до конца. Например, как это возможно, что отец и сын меняются местами?
— А разве они меняются местами?
— Конечно. Ведь что такое отец и сын? Отец — это тот, кто рождает, а сын — рождаемое. И вот, представь, ум сделал свое дело, и в чреве матери зародился зародыш. Начнем с того, что у него огромная голова, а тело едва намечается, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
— Почему?
— Потому что мы привыкли думать, что голова растет из тела, а не тело из головы. А почему мы так думаем, ты не задумывался?
— Нет. Может, по аналогии с растениями?
— Может, по аналогии, а может, и нет, этого никто не знает. Говорят, что у самых первых лунных жителей голова росла из тела, а не тело из головы. Конечно, это миф, но если принять его за истину, то выходит, что в результате рождения все перевернулось. Сын стал отцом.
— Как же такое возможно?
— Вот и я думаю: как это возможно? В самом начале, казалось бы, все понятно: отец — это отец, а сын — это сын. Во-первых, отец его родил, во-вторых, отец был и раньше, а сын только что зародился, в-третьих, отец значительно больше по своим размерам, в-четвертых, отец похож на самого себя, а сын пока еще ни на что не похож. Но по мере того, как сын развивается и растет, в нем все больше и больше проявляются отцовские черты, пока наконец о нем не скажут: «Да он вылитый отец!» И получается, что сын как бы из себя порождает отца. Кроме того, если рассматривать Отца и Сына как чистые понятия, то никто не станет спорить, что понятие «Сын» включает в себя понятие «Отец»…
13. Коллекционер ничего не понял из этих отвлеченных рассуждений, но чтобы поддержать разговор, сказал:
— Ведь ты только что сказал, что сыновья лицом чаще похожи на мать.
— Совершенно верно. Я и сам в колпачке — вылитая мать, а без колпачка — вылитый отец.
— Ты знаешь, я один раз тоже надел мамину шляпу и посмотрел в зеркало. Сходство было поразительным! Я даже испугался…
Упендра не ответил, погруженный в воспоминания.
— Помню, как-то раз я насчитал на ее платье семнадцать застежек, и это помимо кнопок и крючков! — продолжал Коллекционер. — К этому платью был еще пояс с черепаховой пряжкой. И ботинки на длинных-предлинных шнурках. И сумка с замочками…
Он тоже погрузился в воспоминания. А потом вдруг, без всякого перехода, сказал:
— А моя бывшая жена носила платья совсем без застежек, не говоря уж о белье. Она все натягивает через голову, как мешок. Но дело даже не в этом. Главное — это то, что когда я начал заниматься чемоданами, вдруг оказалась, что она совершенно не способна меня понять. Я не встречал никакой поддежки. Ежегодно она ездила на курорт.
— Не вижу в этом ничего плохого, — заметил Упендра. — Женщина должна периодически отдыхать. Ведь на ней все держится.
— Согласен. Если бы только она не норовила взять с собой коллекционный чемодан. Причем каждый раз новый. И потом, эти ежедневные обеды и ужины. Она постоянно приносила в дом продукты.
— Но ведь это замечательно!
— Было бы замечательно, если бы от этого не заводились тараканы.
14. — Тараканы? — заинтересовался Упендра, — Что ты можешь о них сказать?
— А что о них говорить? Я их терпеть не могу!
— За что?
— Да хотя бы за то, что они гадят в чемоданах.
— Вот так новости! Спасибо, что сообщил. Думаю, Чемодаса будет удивлен.
На обратном пути Упендра спросил:
— Скажи, а ты действительно не думал о том, чтобы помириться со своей женой?
— Пока существует моя коллекция, — спокойно, но твердо сказал Коллекционер, — об этом не может быть и речи.
Книга ХII. (4-я Луны)
1. Чемодаса с головой ушел в обустройство и переустройство новой комнаты. К соседям он теперь заезжал только затем, чтобы напиться чаю, оставить список и забрать заказы. Обычно это бывало по утрам и вечерам, а все стальное время только несмолкаемый грохот напоминал о том, что он находится в двух шагах, за фанерной перегородкой.
Как-то раз он заказал особенно много гвоздей, и ему, чтобы переправить их к себе, пришлось провозиться дольше обычного. Прошло не меньше часа с того момента, как Коллекционер ушел на работу, когда он нагрузил последнюю тележку.